Мемуары

Венский конгресс вместо назначенных шести недель продолжался девять месяцев. Продолжительность политических операций приводила в уныние общество, и прекрасная слава Императора теряла свой блеск в глазах некоторых людей. Мировое зрелище, двигаемое великими событиями, может быть сравнено с ходом театральной пьесы. Если поразительные места пьесы не слажены так, чтобы повести за собой благородную и ясную развязку, пьеса кажется неудачной. Напряжение умов, жадных до предсказаний, в конце концов вводит их в заблуждение, и таинственная приостановка в политике всегда возбуждает подозрения.

Императрица была в Вене_чво время празднеств, потом она вернулась к принцессе, своей матери.

Появление Бонапарта во Франции окончательно повергло в уныние общество. Опять показалась эта мятежная шайка, которую обстоятельства сковали на мгновение. Но Император Александр, предназначенный Провидением защищать законное дело, на этот раз при помощи Англии, восторжествовал над этой попыткой и второй раз обеспечил вступление французскому королю во владение своим государством.

Людовик XVIII не был принят с энтузиазмом; его королевская корона более, чем когда-либо, стала терновым венцом; союзники предлагали разделить его государство. Но Император Александр опять выступил защитником справедливого дела.

Приближался момент возвращения Императора и Императрицы. Они приехали в декабре месяце, и двор стал блестящим. Принц Оранский приехал в Петербург немного спустя после Их Величеств, и свадьбы двух Великих Княжон повели за собой большое число празднеств. Согласно письму, полученному мною от Императрицы и приведенному выше, мне дозволено было питать некоторые надежды. Я видела Императрицу в свете, во дворце; ее стеснение со мной и холодный вид Императора очень разочаровали меня, доказывая, что мне предназначены новые испытания.

Я покорилась с большим мужеством, чем когда еще со мной не случилось несчастья. Глубокая скорбь способна разрушить иллюзию. Мои неизменные чувства к Императрице торжествовали надо всем. Мое сердце страдало, но самолюбие не было оскорблено.

Я часто получала письма от моих парижских подруг. Их любовь увеличилась ко мне после смерти г-жи де Тарант. Баронесса де Бомон, ее старинная подруга, бедная и добродетельная, жила в это время только на пенсию, которую ей выдавала г-жа де Тарант, но таким образом, что баронесса думала, что получала помощь от Императрицы. Деликатное чувство, старавшееся скрыть свои благодеяния, заставляло г-жу де Тарант прибегнуть к этому замаскированию еще и потому, что без помощи Императрицы она едва ли бы могла помогать своей подруге. Она тайно получала от Ее Величества пенсию в 5000 рублей. Когда г-жа де Тарант умерла, я решилась испросить для баронессы продолжения пенсии. Я осмелилась говорить об этом Императрице и, лишенная возможности видеться с ней наедине, я обратилась к ней с этой просьбой на балу у Императрицы-матери. Я думала, что не надо заботиться о себе, когда дело идет об оказании услуги другим, и что не надо падать духом перед препятствиями, которые можно преодолеть усердием и старанием. Я также много рассчитывала на желание Императрицы делать добро и на воспоминание, которое она хранила о г-же де Тарант. Моя попытка удалась; она приказала мне прислать с мужем записку по этому поводу. Я повиновалась без промедления и на следующий же день получила деньги и записку следующего содержания: