Мемуары

Она была слишком стара и глуха, чтобы быть представленной Императрице во время церемонии в Зимнем дворце, когда он был назначен маршалом двора Вели-кого Князя Александра. Ее Величество соизволила предоставить ей эту милость и приказала мне привести ее однажды после обеда. Мы взошли в гостиную за несколько минут до прихода Императрицы. Моя свекровь была очень гуманной женщиной с большими достоинствами, справедливо пользовавшейся всегда великолепной репутацией. Она вполне доказала свое мужество во время несчастий и ссылки ее семьи и своего тюремного заключения в царствование Императрицы Елизаветы¹⁶⁾. Она уже давно не выезжала в свет по причине своей болезненности. Едва она появилась в гостиной, как раздался всеобщий крик радости. У ней целовали руки и оказывали все знаки уважения. Я должна откровенно сознаться, что была тронута и гордилась этими изъявлениями почтения. Императрица приняла ее крайне милостиво, поцеловала ее и приказала мне быть переводчиком около нее, чтобы избежать необходимости кричать ей на ухо. Я с признательностью повторила ей все милостивые выражения Государыни. Она повела нас во внутренние апартаменты, чтобы показать их моей свекрови, которая воспользовалась отсутствием придворных, чтобы броситься к Императрица и в трогательных выражениях передать, насколько она была благодарна Государыне за то, что она позаботилась об ее старости и ее сыне. Императрица была крайне растрогана, и я тоже. Нет ничего приятнее, как испытывать чувство благодарности за любимого человека и разделять его счастье. Когда мы вернулись в гостиную, свекровь хотела уехать, но Ее Величество оставила ее на вечер, устроила ей партию в бостон с лицами, которые ей были очень приятны, и наслаждалась веселостью, которую эта любезная и почтенная старушка распространяла вокруг себя.

Девятого мая уехали в Царское Село. Отъезд Императрицы, хотя он и происходил каждую весну, производил всегда большое впечатление. Она отправлялась вместе со своей интимной свитой в шестиместной карете; перед ней ехали шесть гайдуков, двенадцать гусаров, двенадцать казаков. Сзади камер-пажи и шталмейстеры, все верхом. Как только шествие трогалось, с крепости раздавалось сто выстрелов из пушки, чтобы возвестить всему городу об отъезде государыни. Сбегался народ, съезжались экипажи, чтобы увидеть, как она будет проезжать. После ее отъезда в городе становилось мрачно и беспо-тойно; чувствовалась невообразимая пустота. Не отдавая себе отчета, я разделяла общее чувство, хотя и уезжала ей во след на другой день. Я не давала себе ни отдыха, ни срока, чтобы скорее уехать.

Я очень недовольна, что эта пышность императорских выездов уничтожена. Наше зрение и воображение испытывают необходимость в величественных образах, которые так легко сливаются с тем уважением, которое чувствуешь в душе к монарху. Я также жалею о пушечном выстреле, которым возвещался восход и заход солнца: напоминание о смерти и надежда объединяют наши мысли..

ГЛАВА ТРЕТЬЯ 1794—1795

Лето 1794 года, второе проведенное мною в Царском Селе, привлекло еще некоторых новых лиц. Граф Эстергази, агент французских принцев, был очень хорошо принят Императрицей. Его тон, несколько грубоватый, скрывал его корыстолюбивый характер, склонный к интригам. Его считали прямым и откровенным. Но Императрица недолгое время была в заблуждении и терпела его только по доброте. Он заметил это и стал слугою Зубова, который его поддерживал. Его жена была добрая женщина, любившая своих прежних государей, ровная, уверенная и приятная в обращении.

Граф Штакельберг¹⁾, наш бывший посланник в Варшаве, где он играл интересную роль, в совершенстве обладал умением занимать общество. Он был ловким придворным и предан Зубову.

Граф Федор Головкин²⁾, хотя и незаметная личность, некоторое время играл известную роль. Бесстыдный лжец, полный злого остроумия и дерзкий, он, шутя и забавляя, пробрался к подножию трона; но он недолго пользовался милостью. Насмешка и злословие были изгнаны из кружка Императрицы, которая не могла их терпеть. Граф Головкин стал чтецом и ценил Зубова, друга сердцам поверенного графини Шуваловой. Зубов достал для него место посланника в Неаполь. Его дурное поведение заставило его отозвать. Он даже был на некоторое время изгнан из России.

Три сестры княжны Голицыны³⁾ были назначены фрейлинами к Великой Княгине Елизавете незадолго до ее свадьбы.

Природа была так оживленна/ что она придавала неизъяснимую прелесть теплой весенней погоде. Это время года как бы усиливает чувства; воспоминания являются толпой. Вся жизнь наполнена чувством; лучше любить тех, кого должен любить и хотелось бы любить больше. Но среди этих ощущений испытываешь некоторое беспокойство, которое может оказаться опасным для сердца, алчущего пищи.