Я застала ее лежащей на кушетке и около нее княжну Четвертинскую19). Мой визит продолжался не долго: присутствие княжны стесняло меня. Я простилась с Великой Княгиней и прошла в помещение грат финн Толстой. Муж пришел туда немного спустя и передал мне все, что я рассказала выше. Я была глубоко взволнована этим. Он признался мне, что ему очень трудно было скрыть все, что в нем происходило, во время визита к Великой Княгине, которой он очень сочувствовал. Он сказал мне еще, что главной причиной, заставившей его покинуть двор, было все то, что подготовлялось в свите Великого Князя против Великой Княгини и чему он не мог противодействовать.
Он просился в чистую отставку. Но Государь позволил оставить двор, но не службу. Его Величество положительно потребовал, чтобы он взял какую-нибудь должность. Муж не мог ослушаться и попросил должность президента почты, где граф Ростопчин был начальником. Государь согласился и назначил его также сенатором.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 1799 — 1800
Эта внезапная перемена была невыразимо тяжела для меня. Она дала повод к различного рода сплетням, одна хуже другой. Наши враги с низкой радостью видели, что теперь возможно осуществить все их интриги и облечь клевету видимостью правды.
Удаление моего мужа от двора Великого Князя было первым предметом их толкований. Вот как было это изображено Великой Княгиней. Эти подробности я узнала долгое время спустя.
На следующий день после крестин Великий Князь передал своей супруге, что Государь предоставил ему назначить, кому дать орден Св. Александра — моему мужу (гофмейстеру его двора) или графу Толстому (маршалу двора); и так как Толстой находился постоянно при нем и неутомимо исполнял все самые трудные обязанности, он думал, что было бы справедливее дать ленту Толстому, нежели моему мужу, стоявшему в стороне от него; но последний обиделся на то, сейчас же вышел в отставку и переменил должность при дворе Великого Князя на службу под начальством графа Ростопчина. Великий Князь тоже казался обиженным поведением моего мужа, и в особенности этим последним обстоятельством. Меняя двор Великого Князя на службу под начальством всемогущего в то время Ростопчина, мой муж, казалось, игнорировал Великого Князя и поступал по заранее задуманному плану.
Так понял эту историю Великий Князь и говорил: — Могли я когда-нибудь подумать, что Головин, которого я считал так привязанным ко мне, бросит меня из-за ленты? Я вижу теперь, что его прельщали только милости. Он думает, что ему будет лучше под начальством Ростопчина, и он прав: это значит укрыться ото всех опасностей. Но я не ждал от него этого.
Великий Князь судил на основании фактов, переданных мною, в таком же виде представил все это депо Великой Княгине. Все, с кем говорили Их Императорские Высочества, подтверждали это, и Великая княгиня вполне разделяла недовольство Великого князя моим мужем. Она не обвиняла меня, уверенная в том, что я страдаю от всего происшедшего. Она жалела меня и верила в самую искреннюю привязанность с моей стороны. Но, в то же время, другие старались очернить меня в ее глазах, и несчастное стечение обстоятельств, способствовало этому.
Вернемся немного назад, чтобы объяснить события, о которых мне придется говорить сейчас.
В начале предыдущей зимы Великий Князь Александр заставил князя Адама Чарторижского оставить военную службу. Должность адъютанта Великого Князя он переменил на должность гофмейстера двора Великой Княжны Елены. У князя Чарторижского не было ни намерения, ни склонности к рядовой военной службе, что было самым большим достоинством в глазах Государя. Его Величество несколько раз собирался поручить ему командование батальоном или полком, и Великий Князь боялся, что Государь откроет неспособность Чарторижского к военной службе, предвидел немилость, которой он подвергнется в этом случае, и получил для него должность, о которой я говорила.
Эта перемена была только внешнего характера. Великий Князь сохранил ту же привычку к Чарторижскому и дружеские чувства. Новая должность требовала его постоянного присутствия при дворе, он всюду следовал за ним, и, кроме того, Государь пожаловал ему...1) Мальтийского, ордена. Несмотря на это, у Великого Князя и у Чарторижского была тайная уверенность, что рано или поздно последний пострадает от немилости Императора. Чуждый по своему характеру всяких интриг, заискивания и низости придворных (он сумел внушить такое мнение о себе Их Императорским Высочествам), он держался только за Великого Князя и не думал искать другой поддержки. Но в бурное и причудливое царствование Императора Павла этого не было достаточно. Великий Князь так издалека предвидел катастрофу, которая разделит его с другом, что уже давно предложил Чарторижскому передать ему бумаги, которые князь находил опасным хранить у себя.