Мемуары

Правда, одному из моих друзей, пользующемуся у художников огромной популярностью и одаренному художнику-анималисту Боллынвайлеру[255], большому оригиналу, этот визит Гитлера принес неожиданный успех. Его любовь к животным была настолько безгранична, что ему удалось уменьшить даже мою антипатию к змеям. Чаще всего он рисовал в Берлинском зоопарке. Он мог зайти в любую клетку, и звери на него никогда не нападали. Я узнала, что ему не повезло: ни одна его картина не была представлена на первой выставке в Доме немецкого искусства. Отборочной комиссии он был совершенно неизвестен. И я решила с помощью моего секретаря вечером накануне визита собрать все картины Боллынвайлера, которые удастся разыскать, и украсить ими пустующие стены нового дома.

На следующий день, как и договорились, точно в назначенное время у меня появились Гитлер, Геббельс и фотограф Генрих Хоффманн. Кроме того, я пригласила маму, брата и некоторых своих знакомых. Все проходило в соответствии с программой.

Геббельс с улыбкой вручил мне большой букет красных роз, а Генрих Хоффманн прилежно сфотографировал это. Он сделал и групповые снимки — как мы все вместе осматриваем сад. Гитлер сначала не обратил внимания на картины Боллынвайлера. Когда же он оказался в одной из еще не обставленных комнат, то остановился перед моей самой любимой картиной — белая голова лошади на нежно-голубом фоне.

— Прекрасно, — сказал Гитлер.

— Великолепная картина, — поддакнула я, — очень люблю ее.

Гитлер повернулся к Хоффманну:

— Вы не знаете, представлен ли художник на выставке в Доме немецкого искусства?

Хоффманн ответил смутившись:

— Думаю, что нет, мой фюрер.

После чего Гитлер сделал то, на что я и рассчитывала. Он поручил Хоффманну затребовать картины Боллынвайлера для выставки в Мюнхене.

ВСЕМИРНАЯ ВЫСТАВКА В ПАРИЖЕ

Студия «Тобис» попросила меня поехать в Париж, где должны были демонстрироваться три мои работы. Наряду с «Голубым светом» и «Триумфом воли» на выставку был послан и производственный фильм о работе над картиной об Олимпиаде.

В Париже ходили абсолютно дикие слухи о моей персоне. Я отправилась под чужой фамилией: вышла в аэропорту Ле-Бурже из рейсового самолета как мадам Дюпон. Журналисты побежали к прилетевшему специальным рейсом второму самолету, приземлившемуся в то же время; там-то они и ожидали меня встретить. Меня обнаружил лишь мой знакомый Роже Фераль из «Пари-суар», проследовавший за мной до гостиницы. Он показал мне газету с заметкой под крупным заголовком: «Лени Рифеншталь в Париже», а ниже: «Немилость к падшему ангелу Третьего рейха уже прошла?»

— Все это чепуха, — сказала я и показала ему снимки Гитлера и Геббельса в моем саду. Он их уже видел, но сначала хотел побеседовать со мной.

На следующий день на первой полосе «Пари-суар» значилось крупными буквами: «Мадам Дюпон — Помпадур Третьего рейха — в Париже». «Опять пойдут сплетни», — подумала я, представив себе выражение лица Геббельса.

У меня было слишком мало времени, чтобы посмотреть Париж — город, который притягивал меня к себе долгие годы. Я была в подавленном настроении и так устала, что все время провела в гостинице — отсыпалась. Сон был настолько глубоким, что я не отреагировала на звонок будильника. Когда я проснулась, было уже восемь часов вечера. Меня давно ждали в кинотеатре на территории выставки, чтобы я могла, в соответствии с объявлениями в газетах, приветствовать французскую публику перед началом демонстрации «Триумфа воли». Так быстро я еще никогда не одевалась, волосы расчесала в ожидавшей меня машине и с совершенно «вольной» прической вошла в зал, встретивший меня не только свистом и топаньем ног, но и вежливыми аплодисментами. Ужасная ситуация. Публика ждала меня двадцать пять минут. Мне было так стыдно, что, когда погас свет, меня так и подмывало улизнуть из зала.

Но приятная неожиданность — очень скоро раздались аплодисменты, потом они раз за разом повторялись, а ближе к концу стали такими бурными, каких мне еще не доводилось слышать. Публика неистовствовала. Французы подняли меня на плечи, обнимали и целовали, даже в порыве чувств разорвали на мне платье. Я была как громом поражена. Такого успеха фильм не имел ни в Берлине, ни в каком-либо другом городе Германии.

На следующий день «Триумф воли» получил золотую медаль. Вручал ее мне премьер-министр Франции Эдуар Даладье. Ею награждался фильм документальный, а отнюдь не пропагандистский. Иначе какой бы интерес испытывали к этой ленте руководство Всемирной выставки и французский премьер-министр?

В БЕРГХОФЕ

На обратном пути мне надлежало посетить Гитлера в его горном жилище, чтобы поделиться своими впечатлениями о выставке. Об этом я узнала в Париже от немецкого посла графа фон Вельчека, пригласившего меня на прощальный обед по поводу награждения тремя золотыми медалями. «Голубой свет» и «Производственный фильм о съемках Олимпиады» тоже были отмечены золотыми медалями.