Мемуары

Хотя почти все места в кинотеатре раскупили, демонстрация не состоялась. Влиятельная берлинская группа устроила фильму обструкцию. В прессе, на телевидении и радио, направляя телеграммы правящему бургомистру Клаусу Шютцу[509], эта группа требовала запрета киноленты. Обоснование: «Олимпия» представляет собой национал-социалистическую халтуру, а ее показ — оскорбление для преследовавшихся при нацистском режиме. На чиновника, ответственного в Городском совете за науку и искусство, оказывалось давление. Сам он не видел никаких оснований для запрета, потому что еще с 1958 года фильм был разрешен к показу молодежи «Добровольным самоконтролем» и с тех пор без помех шел в различных городах. Но протестующие настаивали на том, что в Берлине эта картина больше демонстрироваться не может. Директор Дворца УФА из-за многочисленных анонимных звонков оказался вынужден снять фильм с проката, в противном случае здание грозили поджечь. Я тоже получила аналогичные анонимные угрозы. Ошеломленная и горько разочарованная, я покинула Берлин, хотя обещание убийства всерьез не воспринимала. Меня глубоко задело, что все это пришлось пережить в городе, в котором я родилась и где когда-то проходили Олимпийские игры.

Зато передача Би-би-си имела сенсационный успех. Стефан Херст, один из руководителей Британской телерадиокомпании, писал мне в восторженном письме: «Олимпийский фильм останется вехой в истории кино». Норман Своллоу, исполнительный продюсер Би-би-си, вопрошал: «В чем вина Лени Рифеншталь? Только в том, что ею восхищался Гитлер».

Суматоха, в которую я попала перед началом Игр в Мюнхене, не дала мне возможности прийти в себя. Чтобы справиться со своей задачей, я принялась заниматься изучением новой киноаппаратуры. Лейтц предоставил мне свои новейшие камеры «лейка-флекс». Каждый день приходили новости. Самой важной из них оказалось предложение Би-би-си снять 60-минутный фильм обо мне, где Норман Своллоу выступал бы продюсером, а Колин Нерс — режиссером. Работа с ними доставляла радость. Мы перерыли архив и часами просиживали в монтажной, чтобы выбрать сцены из старых кинолент. Отдохнуть после такой напряженной работы я не смогла, поскольку меня ждал профессор Ханвер, прибывший со своими студентами из Лос-Анджелеса. Они хотели поговорить со мной и посмотреть мои фильмы. Эти молодые люди были столь симпатичны, что я с удовольствием уделяла им время. Помимо этого, я обещала встретиться с Рольфом Хэдрихом[510], который хотел отобрать из моих олимпийских фильмов кое-что для экранизации романа Томаса Вулфа[511] «Домой возврата нет» и пригласить вместе работать над этой будущей картиной. Высоко ценя Хэдриха как режиссера, выглядевшего к тому же симпатичным человеком, я опасалась ехать на съемки в Берлин, не желая вновь подвергать себя клевете и угрозам, обрушившимся на меня всего пару недель назад. Вилли Тремпер, через которого я познакомилась с Хэдрихом, попытался меня успокоить. Узнав, что в создании киноленты участвуют Иоахим Фест[512] и Альберт Шпеер, я в конце концов согласилась.

Действие этого фильма разворачивалось во время Олимпийских игр 1936 года в Берлине. Это история молодого американца, писателя Томаса Вулфа. Восхищаясь Германией, он влюбляется в немку, не подозревая о происходящих вокруг тщательно скрываемых человеческих трагедиях. Когда потом на обратном пути Вулф собственными глазами увидел, как в поезде арестовывают еврейского бизнесмена, все в нем перевернулось. В этом фильме Хэдрих предоставил слово некоторым свидетелям времени. Помимо Шпеера в их числе оказался Ледиг-Ровольт[513], издатель и друг Томаса Вулфа. Съемки в Берлине прошли без осложнений.

В Лондоне со мной собирался срочно переговорить мой английский издатель. В день приезда я случайно увидела фильм, снятый Би-би-си обо мне в Мюнхене. Я заранее боялась, что он меня разочарует, хотя видела, с какой симпатией ко мне относились англичане во время съемок. Но мои опасения оказались напрасны. Колин Нерс и Норман Своллоу сделали киноленту, в которой не искажено ничего и нет фальсификаций. Мои друзья и я в этот вечер были очень счастливы.