Мемуары

Невероятно, как точно режиссеры сумели заново поставить с ветеранами сцены из тех соревнований. Сильнее всего меня поразил напряженный финал в плавательном бассейне, где теперь плечом к плечу боролись за победу тогдашний победитель на двухсотметровой дистанции вольным стилем японец Тетсуо Хамуро и немец Эрвин Зитас, завоевавший серебряную медаль. На этот раз, спустя 41 год, первым финишировал немец, который в свои 62 года был немного моложе Хамуро, который воспринял свое поражение с обезоруживающей улыбкой. Японцы пригласили не только участников-муж-чин, но и женщин. Например, Хидеко Маехата — золотую медалистку 1936 года в плавании вольным стилем на 200-метровой дистанции. И теперь, будучи ветераном, она была первой.

Для меня была другая работа — несколько интервью с господином Оги, одним из известных кинокритиков, которого необходимо было снять и в Берлине, и в Токио. Так как я очень хотела познакомиться с Японией, то, вдохновившись, согласилась.

Работа в Берлине была радостной. Такую предупредительность, спокойствие и одновременно увлеченность мне редко приходилось встречать у «киношников».

В конце июня меня пригласили познакомиться со Страной восходящего солнца. Я наслаждалась полетом — с посадкой в Москве — как дорогим подарком. По прибытии в аэропорт мне вручили сувениры. Им удался и особый сюрприз — приглашение из Кореи Китеи Сона, победителя марафона 1936 года. В отеле «Окура» я получила номер «люкс», а господин Оно приставил ко мне очаровательную молодую девушку по имени Норико.

Уже в первый день я присутствовала на спектакле в знаменитом театре Кабуки, где по древней традиции женские роли играли мужчины. Было нелегко понять смысл происходящего, но сама постановка, искусство перевоплощения актеров, их маски и костюмы произвели на меня большое впечатление и доставили эстетическое наслаждение.

Я еще так и не узнала, какая у меня будет программа, кроме интервью. Если я об этом спрашивала, японцы вели себя довольно таинственно. Однажды к вечеру мы поехали на телевидение. Там японский режиссер поставил меня за большой экран и попросил минутку подождать. Я просто умирала от любопытства. Но вот за экраном раздались долго не смолкающие аплодисменты, начал выступать японец, и я услышала свое имя. В то же мгновение экран был поднят, вспыхнули прожектора, направленные на меня. И тут же меня окружили ликующие мужчины и женщины. Что случилось? Японское Общество кинематографистов пригласило в Токио всех знаменитых японских спортсменов, принимавших участие в берлинской Олимпиаде 1936 года, и даже тех, кто, как Китеи Сон, жил за рубежом. Им только что продемонстрировали мой олимпийский фильм, но они не знали, что я буду здесь присутствовать, — все были в шоке. Именно этого и добивался режиссер, чтобы затем включить эффектную сцену в свой фильм. Я не скрываю, что меня взволновали симпатия и признание японских зрителей. А о своих соотечественниках мне лучше не думать.

Встреча с атлетами спустя четыре десятилетия стала большим праздником. Некоторых спортсменов я узнавала, например, Тайиму, установившего в тройном прыжке мировой рекорд, Нишиду, сумевшего добиться серебряной медали после трехчасовой борьбы в прыжках с шестом. На монтажном столе я видела эту сцену бесчисленное количество раз. Господин Оно, у которого возникла эта удивительная идея и которому удалось ее осуществить, сиял.

_{Задняя сторонка суперобложки книги «Женщины, которые делали историю: революция, война, любовь», опубликованной в 1983 году токийским издательством «Шуейша»}

До моего отъезда — я была там в течение двух недель — общество организовало поездку в Киото и Осаку. Меня сопровождали кинокритик Оги и Норико. То, что я увидела в Киото, превзошло все мои ожидания. Этот мир, в котором традиции и современность сочетаются как само собой разумеющееся, произвел на меня чарующее впечатление. Полные изящества сады, храмы и чайные домики непередаваемо волшебны. Я поняла, почему японский стиль, убирая все лишнее и скупо выражаясь в линиях и формах, в нашем столетии сильно повлиял на искусство Запада. Событием стал для меня «Таварайа-отель», где мы ночевали с Норико. И ванна, где на большой деревянной доске меня «отдраила» японка, и ночлег на полу, где матрацы — а на них отлично спится — покрыты дорогими одеялами.

В Осаке я попробовала неведомые деликатесы, которые нам подавали в роскошном ресторане. Часами длившийся обед был красивой церемонией. Поражала не сама еда, так удивляющая иностранцев, а почти бесконечная смена блюд и оригинальное оформление интерьера. Во время обеда японский повар сидел на корточках в углу зала на соломенной циновке и внимательно наблюдал, почти не двигаясь, за не знакомым нам ритуалом.