Мемуары

Вы уже знаете, что обе партии решили отвести войска на десять лье от Парижа. Г-н де Тюренн, который несколько ранее нанес изрядный урон войскам принцев в предместье Этампа ⁵⁰², где в особенности пострадал Бургундский пехотный полк и кавалерийские полки принца Вюртембергского и Броу, решился разбить их наголову в самом городе; зная, что город плохо укреплен, а генералы в отлучке, он надеялся на успех. Граф де Таванн, командовавший войсками принца де Конде (ибо герцоги де Бофор и Немурский находились в Париже), обороняя Этамп, показал замечательный в наши дни пример стойкости и храбрости. Обе стороны понесли кровавые потери: в королевской армии убиты были шевалье де Ла Вьёвиль и шевалье де Парабер, ранены господа де Вард и де Шомбер. Атаковавшие действовали неутомимо и решительно, защитники также. Меньшие силы наконец уступили бы превосходящим их в численности, не подоспей весьма кстати герцог Лотарингский, который принудил г-на де Тюренна снять осаду. Приход герцога Лотарингского заслуживает особенного объяснения.

Испанцы уже довольно давно торопили его вступить во Францию, дабы поддержать принцев. Месьё и Мадам горячо просили его о том же. В ответ он у первых требовал денег, у вторых — Жаме, Клермон и Стене ⁵⁰³, бывшие когда-то его владениями, но переданные Королем принцу де Конде. Однажды Месьё приказал мне продиктовать Фремону инструкцию для Ле Грана, которого он отправил в Брюссель, чтобы уговорить герцога Лотарингского; могу сказать положа руку на сердце, что то были единственные строки, сочиненные мной за все время этой войны. Я постоянно твердил Месьё, что не хочу лишать себя утешения иметь право хотя бы наедине с собой думать, что я не участник в деле, где все идет a la peggio (как нельзя хуже (ит.).), и почти приучил его не спрашивать моего мнения о событиях, всегда отвечая ему односложно. Как-то он стал укорять меня за это; я, признав справедливость укора, заметил: «К тому же, Месьё, односложное это слово всегда: “нет”!»

Я не мог, однако, держаться такого поведения в отношении похода герцога Лотарингского, ибо Месьё непременно желал, а Мадам еще того более, чтобы я составил инструкцию, о которой я упомянул. Не знаю, эта ли инструкция заставила решиться герцога Лотарингского или он сам уже принял решение, когда ее получил. Так или иначе, он выступил со своей армией, насчитывавшей восемь тысяч человек отборных и испытанных солдат. Он оставил их в Ланьи, а сам явился в Париж верхом, встреченный восторженными криками народа. 31 мая Месьё и принц де Конде выехали навстречу ему до самого Бурже в сопровождении герцогов де Бофора и Немурского, господ де Рогана, де Сюлли, де Ларошфуко, де Гокура, де Шавиньи и дона Габриэля де Толедо. Вышло так, что двое последних оказались бок о бок в этой процессии. Месьё, ненавидевший Шавиньи, вечером в разговоре со мной отметил это с большим злорадством: «Мне непонятно, чему Ваше Королевское Высочество удивляется, — возразил я. — Г-н де Шавиньи ведет себя так же, как когда-то президент Жаннен, один из умнейших советников Генриха IV; вся разница лишь во времени — президент Жаннен гарцевал рядом с испанцами до того, как он стал министром, а г-н де Шавиньи после». Месьё очень понравилось сравнение, каким я защитил Шавиньи, и он лукаво пустил мою остроту по Люксембургскому дворцу — уже через час мне повторили ее на лестнице и в коридорах.