Читаем Мемуары полностью

Я уже приводил вам соображения, по каким не мог решиться заключить договор с двором от одного лишь своего имени — соображения эти изо дня в день подкреплялись известиями, поступавшими от г-жи де Ледигьер, которая утверждала, что я должен держаться как ни в чем не бывало, оставаясь у себя в архиепископстве, что Кардинал, который медлил на границе, занимаясь всяким вздором в армии г-на де Тюренна 582, где, как вы понимаете, в его присутствии не было ни малейшей нужды, — Кардинал сгорает от нетерпения оказаться в Париже и, однако, не решается явиться туда, пока я его не покинул, и примет любые мои условия, только бы я уехал. Де Бриссак, полагавший, что известия эти исходят от маршала де Вильруа, как это и было на самом деле, страстно желал им верить еще и потому, что ему самому они были выгодны. Первый конюший 583 наставлял г-жу де Ледигьер в том же духе, утверждая, будто знает из верных рук, что двор спит и видит со мной примириться; помню, что Жоли, в чьем присутствии мне передали эти слова, подошел и шепнул мне на ухо: «Еще одно заблуждение!» И он был прав, ибо слухи эти, хоть я и не верил им, все же удерживали меня, мешая договориться с двором, и в конце концов побудили меня внять совету принцессы Пфальцской и завести прямые переговоры с Кардиналом. Я написал епископу Шалонскому, что прошу его отправиться к Мазарини и начистоту, без обиняков, изложив ему мои условия, выговорить право оплатить должность губернатора Анжу для герцога де Бриссака и кое-какие ничтожные милости для господ де Монморанси, д'Аржантёя, де Шатобриана и других 584. Удовлетворить последних не составило бы никакого труда; да и желание де Бриссака исполнить было ничуть не труднее, поскольку Кардинал жаждал отделаться от меня, спровадив меня в Рим. Ланглад, оказавшийся в эту пору проездом в Шалоне, без всякого умысла задержал отъезд епископа, сообщив ему, что Кардинал в такой-то день будет в таком-то месте 585. Отсрочка эта стала причиной моего ареста, ибо Сервьен и аббат Фуке постарались его ускорить, убеждая Королеву, что оставлять все как есть слишком опасно, и запугивая ее россказнями, в каких на деле не было и тени правды. Они непрестанно твердили ей, что я смущаю и подстрекаю рантье, плету заговоры в отрядах городской милиции и прочее в том же роде.

Еще одно происшествие чрезвычайно озлобило против меня двор. 13 ноября Парламент собрался на заседание в присутствии Короля, дабы зарегистрировать декларацию, которою принц де Конде объявлялся виновным в оскорблении Величества; накануне Король прислал ко мне церемониймейстера Сенто с повелением явиться в Парламент. Я ответил Сенто, что смиренно молю Его Величество позволить мне сказать, что, по соображениям справедливости и приличия, памятуя отношения мои с принцем де Конде, я не могу принять участия в заседании, где он должен быть осужден. Сенто возразил, что кто-то уже высказал в присутствии Королевы предположение, что я отговорюсь этим предлогом, но она объявила, что это вздор, г-н де Гиз, обязанный своей свободой хлопотам принца де Конде, не преминет, однако, явиться в заседание; на это я заметил г-ну де Сенто, что, подвизайся я на поприще герцога де Гиза, я был бы счастлив последовать его примеру в подвигах, совершенных им в Италии 586. Вы и представить себе не можете, как взбесил Королеву мой ответ: ей внушили, будто это знак, что я стараюсь заслужить милость принца де Конде; на самом деле я поступил так из одного лишь чувства чести и поныне убежден, что поступил правильно. Королева, однако, посчитала мой поступок уликой, подтверждающей, что я уже вошел или намерен войти в сговор с Принцем; это была совершенная ложь, но Королева совершенно в нее поверила, поверила настолько, что решила поставить на карту все и меня погубить.

Капитан королевской гвардии Тутвиль, один из приспешников аббата Фуке, снял дом поблизости от жилища г-жи де Поммерё, где спрятал людей, которые должны были на меня напасть. Ле Фе, артиллерийский офицер, один из жалких заговорщиков Пале-Рояля, пытался подкупить Пеана, который в ту пору был моим управляющим, а позднее моим дворецким, чтобы он сообщил, в какие часы я выхожу из дому по ночам. Прадель получил собственноручный приказ Короля захватить меня на улице, живого или мертвого. Приказ этот был составлен в выражениях, не менее ясных, нежели тот, что дан был маршалу де Витри перед убийством маршала д'Анкра 587. О приказе, полученном Праделем, я узнал лишь по возвращении во Францию из-за границы со слов архиепископа Реймского 588, который два-три года тому назад рассказал епископу Шалонскому и Комартену, что видел его собственными глазами. В ту пору до меня дошли только слухи о замыслах Тутвиля; я отнесся к ним как к затее безмозглого вертопраха, который зол на меня за то, что я содействовал одному из моих друзей, сопернику его в ухаживании за некой г-жой Дарме. Мне следовало призадуматься над попытками Ле Фе подкупить моего управляющего, но я усмотрел в них возню подручных Кардинала, пытающихся за мной шпионить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес