Мемуары

Аббат Шарье, который за неимением денег задержался в Париже на десять или двенадцать дней после моего ареста, сообщил мне об этом еще под «Гостеприимным кровом», прибавив даже, что ему пришлось бы застрять в Париже на более долгий срок, не доставь ему аббат Амело двух тысяч экю. Промедление это дорого мне обошлось; в самом деле, если бы друзья мои прислали папе гонца, он отказал бы французскому послу в аудиенции или дал бы ему ее только после того, как сам принял решение действовать. Ошибка эта была роковой, тем более что ее легко можно было избежать. Когда меня взяли под стражу, у моего интенданта было четырнадцать тысяч ливров моих денег; деньги были и у моих друзей, притом их хватило бы и на мою долю, судя по тому, какую помощь они оказали мне впоследствии. Это был не единственный случай, когда я заметил: люди большей частью с такой неохотой расстаются с деньгами, что делают это с запозданием даже в тех случаях, когда преисполнены решимости ими поступиться. Я никогда никому не упоминал об этом обстоятельстве, потому что оно слишком близко задевает кое-кого из моих друзей. Всецело преданный одной вам, от вас я не таю ничего.

На другой день после описанной мной аудиенции папа созвал консисторию с единственной целью вручить мне шапку. «Но поскольку, — сказал папа, — vostro prottetore di quatro baiocci (ваш духовный попечитель, которому грош цена (ит.).) (он только так и называл всегда кардинала д'Эсте), способен позволить себе по этому случаю какую-нибудь неприличность, надо его обмануть, убедив его, будто вы не явитесь в консисторию». Мне это оказалось легко, потому что с плечом моим дело и впрямь обстояло совсем худо, так худо, что, по словам Николо, самого прославленного римского хирурга, необходимо было взять самые скорые меры, — в противном случае мне грозили еще более опасные осложнения. Под этим предлогом, возвратившись от папы, я улегся в постель. Папа велел распустить насчет предстоящей консистории не знаю уж какие слухи, обманувшие французов. Преспокойно туда явившись, они с удивлением увидели, как я вошел в зал в сопровождении церемониймейстеров, готовый принять шапку. Кардиналы д'Эсте и Орсини вышли, кардинал Бики остался. Невозможно представить себе, сколь содействуют подобные комедии успеху тех, кто хорошо их сыграл в стране, где прослыть одураченным опаснее, чем где бы то ни было в мире.

Благоволение ко мне папы, доходившее до того, что он даже намеревался объявить меня своим племянником, и жгучая его ненависть к кардиналу Мазарини, без сомнения, в скором времени дали бы нам повод разыграть еще новые сцены, если бы три дня спустя папа не был сражен болезнью, которая через пять недель свела его в могилу, и потому, в ожидании конклава, я только лечил свою рану. Николо во второй раз выломал мне плечо, чтобы заново его вправить. Боль он причинил мне невообразимую, но цели своей не достиг.

Папа умер ⁹, и, так как я почти не покидал постели, у меня было слишком мало времени, чтобы должным образом приготовиться к конклаву ¹⁰, а он, судя по всему, сулил мне большие неприятности. Кардинал д'Эсте твердил во всеуслышание, что Король приказал ему не только не поддерживать со мной сношений, но даже мне не кланяться. Посол Испании, герцог Терра-Нуэва, сулил мне золотые горы от имени короля, своего повелителя, так же как кардинал Гаррах от имени императора. Почтенный кардинал Медичи, старейшина Священной Коллегии и духовный попечитель Испании, сразу проникся ко мне расположением. Но, зная уже, как я вел себя в Сан-Себастьяне и Винаросе, вы можете судить, что у меня не было намерения присоединиться к австрийской партии. Я понимал, что кардинал-иностранец, гонимый своим Королем, обречен играть жалкую роль в стране, где все, вместе и порознь, почитают венценосцев более, чем где-либо в мире, ибо находят для себя выгоду более ощутительную и несомнительную в том, чтобы им угождать. Мне, однако, было не только важно, но попросту необходимо взять меры для своей защиты, ибо в этой стране предусмотрительность приносит столько же пользы, сколько почета; сказать вам правду, я оказался в большом затруднении. Но вот как я из него вышел.