Читаем Мемуары полностью

С душевной болью узнал я, господа, что те, кто со времени освобождения моего вменяли мне в преступление вашу ко мне приверженность, теперь в клеветнической бумаге, преданной гласности, обвинили меня в том, что я будто бы совершил в столице неприличные и оскорбительные для Его Величества деяния, обвинили потому лишь, что в торжественном славословии вы изъявили Богу свою радость по случаю моего избавления от узилища, избавления, о коем вы столь долго Его молили. Я узнал, что благочестивое ваше деяние, которому возрадовались все те, кого сокрушало насилие, учиненное над правами Церкви взятием под стражу кардинала и архиепископа, столь озлобило врагов моих, что они воспользовались сим обстоятельством, дабы заклеймить вас именем мятежников и возмутителей общественного спокойствия; воспользовавшись сим предлогом, они вызвали ко двору двух главных моих викариев и других членов вашей корпорации 56 якобы для отчета в их действиях, но на деле, чтобы предать их поруганию, оскорбить насмешками и презрением, сломить их, если удастся, угрозами.

Но более всего удручило меня известие о том, что первые гонения, каким подвергли главных моих викариев и других ваших собратьев, было лишь началом гонений более жестоких, постигших всю вашу корпорацию. Их удалили для того лишь, чтобы ослабить ее и, воспользовавшись их изгнанием, огласить указ от 22 августа минувшего года, которым миряне, узурпируя права Церкви, объявили кресло мое вакантным и, ссылаясь на эту вымышленную вакансию, приказывают вам назначить в недельный срок двух главных викариев для управления моей епархией вместо тех, кого поставил я сам, и угрожают, в случае если вы ответите отказом, найти другой способ для достижения этой цели.

Я уверен: в том, что вам осмелились хотя бы предложить подобную сделку, оскорбительную для достоинства епископа, все вы увидели открытое поругание парижской Церкви, ибо этим повелением ей дают понять, что ее почитают способной согласиться на столь постыдное порабощение супруги Христовой, на столь свирепую узурпацию духовной власти властью мирской, всегда достойной почтения, если она не преступает законных своих границ, способной согласиться на столь вопиющее уничижение вашего епископа.

До меня дошло также, что, понимая, сколь трудно получить от вас добровольное на то согласие, враги мои не только воспользовались отсутствием ваших собратьев, но и прибегли к иным средствам, чтобы обольстить одних, напугать других и заставить дрогнуть даже самых бескорыстных, устрашая вас потерей ваших прав и привилегий. И в довершение всего, из присланного мне уведомления я узнал, что два пристава Королевского совета явились в ваше собрание и объявили, что по особому повелению уведомляют вас о названном указе, дабы вы не могли отговориться незнанием его, и вам оставалось бы только повиноваться; понимая к тому же, что первые впечатления страха и растерянности всегда самые сильные, и не желая дать вам времени опомниться, они потребовали от вас немедля обсудить указ и объявили, что уйдут не прежде, чем вы это исполните.

И, однако, мы можем возблагодарить Бога за то, что сей небывалый образ действий всем открыл глаза на чудовищное оскорбление, какое враги мои пожелали нанести Церкви в моем лице. Несмотря на насилие, учиненное ими с целью помешать вам действовать согласно истинному велению ваших сердец, несмотря на страх, какой им удалось вселить в умы, они не сумели вырвать у вас согласие на святотатственное низложение епископа мирским судом; ваш отказ повиноваться упорным настояниям моих врагов совершенно уличит их в глазах потомства, ибо оскорбление, нанесенное ими Церкви, было столь непереносимо, что даже те, кого они подавили и лишили свободы, лишь с ужасом отшатнулись от них.

Таким образом, вместо того чтобы объявить кресло мое вакантным, как требовал упомянутый указ, вы признали главных моих викариев истинными и законными обладателями духовной юрисдикции в моей епархии, отметив, что только постороннее насильственное вмешательство препятствует им отправлять свои обязанности. Вы решили сделать представления Королю, прося Его Величество об их и о моем возвращении, и тем самым подтвердили, сколь чувствительны для вас удары, нанесенные моим правам. Вот в чем состоит подлинная ваша воля. За все прочее винить должно неправедных нарушителей нерушимых прав Церкви.

Мне ведомо, господа, что многие из вас не дрогнули и сохранили мужество во время бури и частью сберегли достоинство всей вашей корпорации стойким сопротивлением посягательствам моих врагов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес