Мемуары Дьявола

– Контракт будет подписан сегодня вечером… А свадьба – завтра… Да, пусть поговорят.

Жюльетта как будто пришла в себя и, усевшись на диван, стоявший в глубине будуара, облокотилась на подушки, откинув голову назад и устремив взгляд к потолку. В этой позе соблазнительно обрисовались плавные линии ее гибкого стана, а платье, обтянув бедра, подчеркнуло их пышные и четкие формы и в то же время, слегка приподнятое изгибом тела, дерзко обнажило ее кокетливые точеные щиколотки. Никогда еще барон не видел Жюльетту в подобном непринужденном самозабвении, и вызывающий шарм, что исходил от этой женщины, в союзе со столь сладострастной позой заставил Луицци почувствовать неудержимое и жгучее вожделение.

В ту минуту ему припомнилось приключение Эрнеста в дилижансе с госпожой Буре, а главное – тот головокружительный миг, когда ему самому отдалась маркиза дю Валь, и он решил, что сейчас одержит не менее скорую и легкую победу. Барон присел рядом с Жюльеттой:

– Они говорят о любви, и они, верно, счастливы.

Жюльетта почти что презрительно улыбнулась и, по-прежнему не сводя глаз с потолка, ответила:

– Ну и пусть.

– И вы нисколько не завидуете их счастью?

Жюльетта вдруг резко выпрямилась и бросила на барона полный удивления взгляд; ее глаза встретились с горящими желанием глазами Армана, и на лице девушки отобразилось еще большее изумление; какое-то время они смотрели друг на друга, и Жюльетта, казалось, стремилась проникнуть в самую глубину его мыслей.

Наконец голосом, в котором сквозило еще удивление, она медленно произнесла:

– Вы спрашиваете, завидую ли я их счастью?

– Да, – страстно подхватил барон. – Разве вы никогда не думали, как сладко слышать прекрасные слова: «Я люблю вас!»

Жюльетта протяжно вздохнула, подобно человеку, получившему объяснение на мучавший его вопрос и убедившемуся в том, что долго казалось ему весьма сомнительным.

– Ах! – только и ответила она. И это «Ах!», казалось, говорило: «Ах, так это вы о любви ко мне! Вот в чем все дело!» Причем в этом «Ах!» не было ни гнева, ни стыдливости, ибо на губах Жюльетты появилась еле заметная торжествующая и довольная улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла с ее лица, приобретшего обычное холодное и сдержанное выражение.

– Вы мне не ответили, – настаивал Луицци, – возможно, вы не совсем поняли меня?

– Даже лучше, чем вы думаете, – откликнулась Жюльетта.

– И каков же будет ваш ответ?

– Разве я обязана давать его? Разве мне подобает раскрывать кому-либо свою душу?

– Другу – можно.

– Когда речь идет о любви, только мужчина может откровенничать с другом. А женщина не должна рассказывать о своих чувствах никому, кроме как самой себе и тому, кто вызвал у нее эти чувства.

– О! Похоже, вы много знаете о тайнах любви, – заметил Луицци.

– Даже больше, чем вы думаете.

– Ах! – воскликнул Луицци. – Был бы очень рад, если бы вы и меня просветили на этот счет.

– Возможно, господин барон, – сухо ответила девушка, – это и доставило бы вам пару приятных минут; но вы отказались бы от такого удовольствия, если б знали, сколь горькие воспоминания заставляете ворошить и что эти воспоминания позволяют мне быть счастливой только при условии, что остаются в покое на дне моей души.

– Значит, вы любили?

– Да, – через силу ответила Жюльетта.

– И были любимы, – добавил барон.

– И предана, – вздохнула девушка.

Луицци почувствовал, что оказался далеко от заветной цели; однако раз уж он ввязался в сентиментальную беседу, то счел себя обязанным продолжить ее, надеясь, что придет к желанному результату хотя бы окольным путем; поэтому, придав своим словам как можно более проникновенное выражение, он произнес:

– По всей видимости – неверность?

Жюльетта поморщилась:

– Нет, господин барон; тот, кто никогда не любил, не может быть неверным в обычном понимании этого слова, а в том смысле, которое вы, скорее всего, ему придаете, этот человек тем более не может быть неверным, поскольку ничего никому не обещал.

– Простите, но вы только что сказали, что вас предали.

– О да, предана, как не была предана ни одна женщина в мире! Представьте себе бедную девушку, которую единственная подруга убеждает, что в нее влюблен некий случайно встреченный юноша; предположим, что этот юноша берется поддерживать это заблуждение всеми возможными способами, самым настойчивым преследованием и самой страстной перепиской; и наконец, подумайте только, добившись ответного признания от несчастной жертвы, он вдруг покидает ее безо всякого объяснения причин… Фарс окончен; он в нем больше не нуждается, ибо весь спектакль служил только прикрытием для его интрижки с той самой лучшей подругой…

– Да, конечно, это ужасно, – посочувствовал барон. – Неужели такая подлость возможна?

– Да, возможна, – с необычной экспрессией воскликнула Жюльетта, – и кое-какие подробности этого предательства привели бы вас в еще большее изумление. Но, как вы понимаете, господин барон, мне очень трудно об этом говорить…