Мемуары Дьявола

На сей раз Луицци не услышал возгласа Густава при виде Жюльетты и Анри лишь только потому, что его внимание было полностью поглощено чтением письма, которое вручил ему Пьер. Зато изумление маркиза не ускользнуло от Каролины, но Анри быстренько подбежал к Густаву, увлек его в другой угол гостиной и что-то сказал. Густав не успел ответить, как Луицци, обернувшись к нему, заявил более чем вызывающим тоном:

– Это письмо касается вас, сударь.

– Меня? – пренебрежительно переспросил Густав.

– Вас, – с презрением и гневом повторил Луицци, – и нам придется объясниться по этому поводу. Извольте следовать за мной.

– Иду, уже иду. – Густава ничуть не смутил грозный голос барона.

Они прошли в будуар, где недавно разыгралась сцена между Жюльеттой и Арманом, и здесь Густав довольно нахально поинтересовался:

– Так в чем дело, господин барон?

– В том, сударь, что вы… – Луицци запнулся. – Я стараюсь избегать некоторых выражений, но вы найдете их в этом письме. Я полностью разделяю каждое его слово.

Густав взял протянутую бумагу и прочел следующее:

«Сударь,

Я представил госпоже де Мариньон человека, которого не знал и который оказался интриганом без чести и совести. Этот человек – вы. Она простила мне ошибку, которую я совершил. Вы представили ей, его зная, другого интригана вашего пошиба – так называемого маркиза де Бридели. Этого я простить не могу. Если, как прошел слух, вы сумасшедший, я пришлю вам моего врача, если вы в здравом уме, то через час у вас будут мои секунданты.

Косм де Марей».

Маркиз помолчал немного, тогда как барон не сводил с него разгневанных глаз. Наконец юный Элевью протянул барону записку и усмехнулся:

– Вы разделяете каждое слово?

– Да, сударь. – Барон уже пылал от ярости.

– Каждое слово, что касается меня, и каждое – что касается вас? – с издевкой спросил Густав.

– Сударь, – вскричал Луицци, который в своем порыве забыл, что письмо господина де Марея было оскорбительным и для него тоже, – подобная наглость требует сатисфакции!

– Значит, господин барон желает иметь две дуэли вместо одной, – хладнокровно заключил Густав. – Что ж, извольте. Я не стану вам перечить и буду первым или вторым, как вы того пожелаете.

– Я не дерусь с людьми вашего сорта, – презрительно заявил барон, – я гоню их вон.

Густав побледнел, но сдержался и продолжил:

– Минуточку, будьте любезны. Вы будете драться, господин барон, и поскольку мы одни, то можем говорить открыто. Вы прекрасно знали, кто я такой, когда давали мне рекомендательное письмо к госпоже де Мариньон. Я был для вас орудием маленькой мести, орудием, которое сегодня вы хотите выбросить на улицу, но нет, не выйдет, мой дорогой барон. Мой титул знатнее вашего. Мое состояние почти так же велико, как ваше, поскольку я выиграл процесс и стал законным наследником покойного маркиза де Бридели: сегодня я безусловный маркиз де Бридели и не потерплю, поверьте мне, никаких оскорблений и нападок так же, как не терпел их тогда, когда был комедиантом Густавом, незаконнорожденным сыном Эме Зефрина Гангерне и Мари-Анн Гаргаблу, в девичестве Либер.

Произнося эти слова тихим, но твердым голосом, Густав приблизился к Луицци, глядя на него с угрозой.

– Все это не заставит меня забыть, – холодно возразил барон, – что вы обязаны своим титулом и состоянием низкому мошенничеству.

– Которое вы находили забавным, когда оно служило вашим интересам.

– В конце концов, чего вы хотите, сударь?

– Сейчас скажу. Наше дело общее, в сложившихся обстоятельствах мы не можем разделить его. Господин де Марей не может безнаказанно распространять подобные обвинения против вас и против меня. Или же я буду драться с ним, клянусь вам, я сумею его заставить, и тогда вы будете моим секундантом, или же вы будете драться с ним, и тогда я сыграю роль секунданта.

– Нет.

– Берегитесь, – произнес Густав с хладнокровием человека, для которого дуэль так мало значит, что он не способен точно просчитать ее результаты. – Если вы откажетесь быть моим секундантом, а я доведу это до сведения господина де Марея, то тем самым докажете, что действительно сделали то, в чем он вас обвиняет, если же вы согласитесь, то создадите впечатление искренней убежденности в собственной правоте и подтвердите по-человечески то, что теперь установлено законом и неоспоримо, и примете меня таким, каким я есть ныне.

Луицци задумался и вдруг произнес:

– Возможно, вы были бы и правы, если бы не забыли, что речь идет о мошенничестве, которое одинаково бесчестит как господина законного маркиза де Бридели, так и господина комедианта Густава.

– Будет вам, – прервал его Густав, – я был освобожден от обвинения в мошенничестве без суда, и не вам об этом вспоминать, не вам, человеку, который избежал наказания за убийство только потому, что его признали сумасшедшим.

– Как, – ужаснулся Луицци, – вы знаете?

– Господин Нике был нотариусом семейства, которое подало на меня жалобу.

– А господин Барне?

– Сударь вы мой, мне стало обо всем известно благодаря самому необыкновенному случаю. Клянусь вам, это престранная история.

– И вы полагаете, мне нелюбопытно ее узнать?