Мемуары Дьявола

«Кто вы и чем могу быть полезен?»

«В этом письме все сказано, сударь». – Господин Феликс, не дожидаясь ответа, придвинул кресло к столу и сел.

Банкир счел урок довольно смелым и выразительно посмотрел на старика, как бы упрекая его в недостаточной почтительности, но натолкнулся на столь спокойный и ясный взгляд господина Феликса, что ничего не сказал, а уткнулся в письмо и увидел там несколько строк, написанных явно второпях:

«Милостивый государь мой и друг!

Господин Феликс, который передаст вам это письмо, бывший купец, на долю которого выпало много бед. Буду вам очень признателен за все, что вы сможете для него сделать».

«Это письмо от господина Дюмона из Марселя?» – спросил Матье Дюран.

«Да, сударь».

«Я не оставлю без поддержки человека, которого рекомендует господин Дюмон», – пренебрежительно заявил Матье Дюран. «Вот все, чем я могу вам помочь», – добавил он, достав горсть монет из ящика стола и протянув ее старику.

«Этого мало», – сказал господин Феликс.

«Что за тон?» – возмутился Матье Дюран.

«Соблаговолите выслушать меня, сударь».

«Охотно, но поторопитесь, у меня дела».

«Постараюсь быть кратким. Я вышел из хорошей купеческой семьи. Отец дал мне прекрасное образование».

«Это благо, сударь, которым мне не удалось воспользоваться», – не удержался Матье Дюран.

«Вам? – Старик нахмурил брови. – Ах да, мне говорили. Что ж, мне повезло больше, чем вам… Отец умер, едва я отметил мое двадцатилетие, и оставил огромное наследство. Но торговля с Индией и Китаем, которая процветала в его руках, в моих, к сожалению, захирела».

«Все потому, что вы не прошли суровую школу бедности, сударь, цену деньгам можно познать, только когда сам своим трудом зарабатываешь их».

«Разумеется, сударь, вы правы. К тому времени, когда разразилась революция, мои дела уже пошатнулись, а из-за войны с Англией я потерял на море большие грузы, разорился и был вынужден прибегнуть к…»

«Банкротству», – добавил банкир, так как старик как будто не решался произнести страшное слово.

«Да, я объявил себя банкротом, – собрался с духом господин Феликс, – я бежал за границу и был приговорен».

«Как банкрот! – содрогнулся банкир, затем успокоился и спросил: – Так что ж? Чем я могу вам помочь?»

«Вот чем. Вот уже более тридцати лет как я покинул Францию. Все это время я пытался восстановить утраченное состояние, чтобы расплатиться с кредиторами и их наследниками и вернуть мое доброе имя. Я почти достиг моей цели, сударь, я отдал все, что привез из Соединенных Штатов, у меня ничего не осталось, но не хватает еще пятидесяти тысяч франков».

«И вы просите их у меня, не так ли?»

«Да, я прошу их у вас, сударь».

«Тысяча извинений, сударь, но, по правде говоря, я вас не понимаю. Я хочу думать, что ваша история правдива, я никоим образом не желаю вас обидеть. Но я не могу быть казначеем всех французских банкротов».

«Не забывайте, что к вам обращается восьмидесятилетний старик и что он просит вас помочь вернуть его доброе имя».

«Я не виноват, что вы его потеряли».

«Пятьдесят тысяч франков – сумма немалая, конечно, но вы порой тратили их на покупку какой-нибудь картины».

«Думаю, я вправе распоряжаться моими деньгами по моему собственному усмотрению, – грубо ответил банкир, – поскольку я собирал мое состояние по грошам, я не получил никакого наследства, мой отец…»

«Ваш отец!» – взволнованно повторил старик.

«Мой отец не оставил мне миллионов, которые я мог бы спустить. Он был работягой, сударь, простым честным работягой. Я родился в бедности, я рос в бедности, и потому, сударь, я не считаю себя обязанным исправлять безумства и ошибки тех, кто был богат, но не сумел сберечь свое богатство».

«Если бы вы знали, какое чувство заставило меня пойти на столь роковое решение, вы пожалели бы меня».

«Обратитесь к господину Дюмону, сударь».

«Прошу прощения, – сказал старик почти торжественно и поднялся, – я надеялся, что вы поймете меня лучше».

Он поклонился банкиру и вышел.

– Честное слово, – заметил Луицци, – Матье Дюран по-своему прав. Бросить пятьдесят тысяч франков первому встречному, по-моему, было бы несколько глупо.

– Я знаю менее богатых людей, которые дают двести тысяч неизвестно кому только потому, что это тешит их тщеславие, – ответил Дьявол.

Луицци вспомнил, какую глупость совершил сам в деле с Анри Донзо, и замолчал, не желая давать Дьяволу повода для новых оскорблений, за которые он не сможет потребовать сатисфакции, поскольку Дьяволу, так же как и священникам, запрещено участвовать в дуэлях.

– Решительно, – сказал поэт, – вы ненавидите мир финансов, и ваш портрет дворянина еще одно тому доказательство.

– Увидим, – ответил Сатана, – но, прежде чем мы перейдем к другим персонажам, позвольте мне покончить с Матье Дюраном.

Банкир несколько раз прошелся взад-вперед по кабинету в явно дурном настроении, затем яростно позвонил и приказал слуге:

«Если когда-нибудь этот господин сюда явится, не принимайте его».

«Слушаюсь, сударь».

«Кто там еще?»

«Человек двенадцать, по их словам, они пришли от господина Дано».

«Прекрасно! Прекрасно! – Банкир тут же повеселел. – Пусть войдут».