— Один момент, — воскликнула госпожа Умбер, — только не прикасайтесь к вещам — с меня могут спросить. Вот наличные — другое дело.
— А у него и не было наличных, — заявил Пьер.
— Ты-то откуда знаешь? — хитро сощурился Луи. — Что, шарил по ящикам в секретере?
— Говорю тебе: здесь ничего нет!
— Что ж, прекрасно, прекрасно! Пересчитай денежки как следует! Насладись ими в последний раз! Полицейские ищейки все равно их найдут! Отдавай немедленно мою долю, или я пойду в участок и все расскажу!
— Ну-ну, иди доноси! А я спрошу заодно у фараонов, могут ли лошади за шесть недель сожрать шесть полных охапок сена и двадцать мешков овса.
— Пьер прав, — сказала госпожа Умбер, — он не вмешивается в ваши аферы на конюшне, а вы, Луи, не должны совать свой нос в домашние дела!
— Э! Так вы заодно! Сколько он вам дал, чтобы вы встали на его сторону?
— Нисколько, ясно? Я честная женщина и никогда не брала ничего сверх того, что больные сами считали нужным вручить мне! Господин Пьер может засвидетельствовать: покойный барон только что подарил мне полдюжины серебряных столовых приборов в знак благодарности за заботу.
— Это где-нибудь записано?
— Нет, ведь он привязан наглухо.
— Ну что ж, — продолжал кучер, — тогда боюсь, что если вам захочется отобедать, пользуясь этими приборами, то вы рискуете хлебать супчик без ложек, голыми руками.
— Однако он прав, — вздохнул Пьер. — Обидно до слез, что никому вовремя не пришла идея подсунуть больному текст завещания; думаю, он назначил бы пожизненную ренту каждому из нас.
— Возможно, — продолжал Луи, — ведь он, между нами, был малость глуповат; но что сделано — то сделано, забудем об этом. Давайте попытаемся придумать что-нибудь; думаю, нам удастся договориться, ведь мы — порядочные люди.
— Хорошо, — согласился Пьер, — присаживайтесь, господа; только говорите потише, нам совсем не нужно, чтобы грум что-нибудь услышал.
— Ерунда! Он дрыхнет на канапе в гостиной, и даже если проснется, то не сможет нам помешать: уж не знаю, доберется ли он до собственной постели.
— И все-таки закрой двойные двери, да поплотнее, и тогда начнем наш совет.
Луицци услышал скрип стульев — трое почтенных собеседников рассаживались вокруг стола, а чоканье рюмками дало ему понять, что дегустация огненного пунша продолжилась.
— Итак, — начал Луи, — скажи прямо, Пьер, сколько ты нашел в секретере?
— Десять тысяч пятьсот франков, — ответил лакей, — и ни сантимом больше.
— Слово чести?
— Слово чести! А ты? Сколько ты взял на сено и овес?
— Тысячу сто двадцать два франка.
— Хм, маловато что-то, — засомневалась госпожа Умбер.
— Сударыня! — возмутился кучер. — Каждый вносит, сколько может.
— Право, господа, — продолжала госпожа Умбер, — от богача с миллионным состоянием вы получили просто мизерное наследство!
— Правильно сказано, как это ни грустно, — вздохнул Луи. — Вот если бы у нас было завещание! Как бы нам его сделать?
— Я плохо умею писать, — сказал Пьер. — К тому же у покойного был не почерк, а какие-то дурацкие каракули.
— Может быть, где-нибудь есть образец? — задумалась госпожа Умбер.
— Не знаю, — ответил лакей. — Я видел его почерк, только если он просил отнести кому-нибудь записку.
Луи выругался и стукнул кулаком по столу:
— Как же счастливы образованные люди, черт бы их побрал! Подумать только, эти оборванцы, мои родители, не взяли на себя труд обучить меня грамоте, и только поэтому я могу потерять теперь целое состояние!
Несмотря на весь ужас, охвативший Луицци, который слушал этот разговор, мысль о завещании дала ему какую-то смутную надежду. В тот момент, когда Луи еще раз с силой треснул по ни в чем не повинному столу, он испустил продолжительный вздох. Трое заговорщиков испуганно обернулись и внимательно прислушались.
— Луи, Пьер, — тихо прошептал барон.
Собеседники оторопели:
— Так он еще жив.
Пьер, как наиболее твердо державшийся на ногах, подошел к Луицци и стянул простыню с его лица.
— А! Это ты, мой славный Пьер, — простонал Луицци, как бы только-только приходя в себя. — Где я? Что со мной случилось?
— Вот те раз! — пробормотала госпожа Умбер. — Можно подумать, что его соображаловка в полном порядке.
— Кто эта женщина? — спросил барон, обращаясь к Пьеру.
— Я ваша сиделка, — поклонилась ему госпожа Умбер.
— И как долго я болел?
Слуги переглянулись; полной уверенности, что хозяин окончательно пришел в себя, у них не было. Тем не менее Луи ответил:
— Вот уже шесть недель, как вы в постели.
— И все это время вы ухаживали за мной, друзья мои?
— Да, это так, — сказал Пьер. — Мы, можно сказать, не смыкая глаз, сидели над вами ночами напролет.
— Я вас отблагодарю, друзья мои, за все ваши заботы, — тихо продолжал Луицци, — вот только встану на ноги… или умру — уж очень я паршиво себя чувствую…
— Я сгонял тут давеча за свеженькими пиявками, — засуетился Луи, — не желаете ли? Может, они вам помогут?
— Навряд ли! — встрепенулся Луицци. — Прежде всего я хотел бы черкнуть пару слов своему нотариусу.
Слуги обменялись многозначительными взглядами.