Мемуары дьявола

— Ну-с, господа, так кто из вас нотариус?

— Я, — ответил очаровашка-клерк, доставая какие-то бумаги. — Итак, приобретение особняка в Сен-Жерменском предместье уже оформлено полностью; вот контракт. Это дело целиком лежало на мне, и думаю, что провел я его не без определенной ловкости: мне удалось скостить целую сотню тысяч ливров против первоначальной цены.

— Премного вам благодарен, юноша, — сказал господин Риго, — а то видали мы всяких — только и рады поживиться за чужой счет.

— Я посчитал необходимым лично привезти вам этот договор, — сладеньким голосочком продолжал клерк, — чтобы помочь вам оценить все его выгоды…

— Вы очень любезны, — ответил господин Риго, — ведь мы, нормандцы, люди темные и ровным счетом ничего не смыслим в делах.

Затем, повернувшись к приказчику, спросил:

— Ну-с, а вы, сударь, чем обязан я вашему визиту?

— Сударь, я приехал по поводу вложений ваших средств, которые вы изволили поручить вашему банкиру…

— Разве я не велел твоему хозяину скупать трехпроцентные акции?

— Эти вложения показались ему не очень прибыльными, — заволновался приказчик.

— А я хочу трехпроцентные, — повысил голос господин Риго. — Это же ценные бумаги дворян и эмигрантов! У меня уже есть графские земли, особняк, как у герцога, так пусть же и доходы будут, как у маркиза-эмигранта!

— Однако у нас есть куда более выгодные предложения…

— Я уже сказал, чего хочу! — с горячностью в голосе воскликнул господин Риго. — Мы люди маленькие, глупые и неразумные, но пусть будет так, а не иначе.

В этот момент слуга доложил, что стол к завтраку накрыт, а маленький клерк, с хитрющим видом подмигнув барону, сказал ему вполголоса:

— Не думаю, что господин Фурнишон имеет хоть малейшие шансы на успех.

Во время завтрака Луицци отметил изысканное радушие и доброжелательность госпожи Пейроль и ее дочери, в корне отличавшиеся от манер господина Риго и его сестрички. Барон и господин де Леме разместились рядом с госпожой Пейроль, а клерк и приказчик напротив них — рядом с Эрнестиной. На одном конце стола между господином Риго и графиней де Леме восседал адвокат, на другом — госпожа Турникель. Ее соседями были два типа, о которых мы еще не успели упомянуть: один из них являлся местным кюре, а второй — сборщиком налогов. Первый был верен обету безбрачия, второй — уже женат, так что, принимая во внимание их незаинтересованность в исходе дела, им в этой сцене предстояла роль бессловесных участников.

Едва все расселись по своим местам, как госпожа Турникель, сосчитав число находившихся за столом людей, воскликнула:

— Как хорошо, что нас ровно двенадцать! Было бы на одного человека больше, я бы и завтракать не стала!

— Как? Столь благовоспитанная женщина, как вы, сударыня, — удивился адвокат, — и такие предрассудки!

— Вы называете это предрассудками? — возразил ему граф де Леме. — Я лично полностью согласен с госпожой Турникель, ведь есть столько примеров, когда великие несчастья случались из-за небрежения этими мудрыми народными приметами.

— Ну что вы, в самом-то деле, — фыркнул приказчик, — в подобную ерунду верят только невежественные монахи.

— Ну-ну, не нужно так заноситься, молодой человек, — сказала графиня де Леме, — люди самого высокого ранга придерживались того же мнения, хоть оно и кажется вам предрассудком, в том числе и королева Мария-Антуанетта{251}, которой я имела честь служить еще до революции; как ее пугало это число — тринадцать!

— И я отлично это помню, — всплеснула ручками госпожа Турникель, — она сама мне об этом говорила, когда я навещала ее с депутацией от рыночных торговок по случаю рождения герцогини Ангулемской!{252}

— Матушка, — быстро вставила госпожа Пейроль, пытаясь заглушить последние слова матери, — как вы насчет вот этого аппетитного крылышка цыпленка?

— Благодарю вас; я, пожалуй, прикончу эту копченую селедочку, а потом, наверно, откушаю сливок и тем ограничусь.

— Что до меня, — произнес господин Риго, — то я фаталист, как, например, великий Наполеон; да и все великие люди — фаталисты.

— Верно, верно, — заговорила опять госпожа Турникель, — я сто раз слышала это от самого императора, и вот теперь говорю вам о том же.

— Ого! — не удержался Луицци. — Император, наверное, лично вам в этом признался?

— Ну а как же! Я беседовала с ним вот точно как с вами! Я…

Эрнестина прервала бабушку, предложив ей отведать взбитых сливок, а госпожа Пейроль тихонько прошептала на ухо Луицци умоляющим, но полным очаровательного достоинства тоном:

— Пожалейте мою матушку, сударь, прошу вас.

И чтобы переменить тему разговора, она обратилась к юному нотариусу, из осторожности предпочитавшему помалкивать:

— А вы, сударь, что новенького и интересного вы можете рассказать нам о Париже?

— Я совершенно ничего не знаю, сударыня, — с видом скромника ответил клерк. — Я сейчас очень занят в конторе; ведь я передаю дела младшему клерку, который должен меня заменить.

— Так-так, — спросил господин Риго, — вы что, уходите из нотариата, молодой человек?