Мемуары двоечника

И вообще, это был единственный случай политически противоправных действий, зафиксированных в день празднования 60-летия Советской власти на территории СССР!

Ну, а дальше начался ад для родителей! Не знаю, скольких лет жизни им стоило «облегчить» ситуацию, ведь по закону нам грозило от двух до семи лет за надругательство над государственным флагом. А еще, учитывая общественный резонанс… В общем, кошмар!

Не буду вдаваться в детали, но в целом обошлось. Помимо нечеловеческих усилий родителей, нам еще очень повезло со следователем. Он сразу понял, что никакие мы не правозащитники, а просто молодые кретины, попавшие «под раздачу», и тоже постарался смягчить статью. Он устраивал нам «очные ставки», мы согласовывали показания — в итоге получилась такая картина: «Проходя мимо здания Московского архитектурного института, находясь в приподнятом настроении по случаю празднования 60-летия Великой Октябрьской социалистической революции, мы осуществили снятие государственного флага СССР со здания по адресу: ул. Жданова, д. 11 и направились с ним во двор дома № 8 (зачем?). Поняв, что шутка зашла далеко, Аркадий сказал: «Давайте водрузим полотнище на место!» «Нет, сначала походим с ним», — возразил Александр. «Нет, водрузим!» — настаивал Аркадий. «Походим!» — упорствовал Александр. В результате перепалки Аркадий попытался вырвать флаг из рук Александра, из-за чего произошел надрыв полотнища. (Надрыв! Видели бы они кучу, которую я прятал в ящиках!)

Вопрос: «А что в это время делал Михаил?»

Ответ: «Михаил бегал по двору со своим флагом» (откуда он у меня взялся?).

Вопрос: «Что в этот момент делал Роман?»

Ответ: «Роман в этот момент отвлекся с Раей».

Вот так!

Однажды нас вызывает следователь и говорит:

— У вас есть сорок минут, чтобы съездить за деньгами и оплатить штраф за «мелкое хулиганство»!

Разъехавшись по всей Москве, мы, тем не менее, минут через 37 вбежали в кабинет с оплаченными квитанциями! И сразу же раздался телефонный звонок. Следователь взял трубку, и по его напряженному лицу мы поняли, что это — ТО! Он долго слушал, потом произнес:

— Нет, я не могу: дело закрыто.

Дальше мы пытались определить свою судьбу, руководствуясь только ответами следователя.

— Я закрыл.

Пауза.

— Да, я принял решение самостоятельно.

Долгая пауза.

— Потому что я не нашел состава преступления.

Пауза, лицо белеет.

— Да, я знаю, с кем говорю!

И еще несколько минут в том же духе.

Повесив трубку, совершенно бледный, следователь обвел нас взглядом и сказал:

— Молите бога, чтобы не пошла вторая «волна»… А теперь — валите отсюда!

И мы свалили!

И вот уже начало казаться, что все страшное позади, что все обошлось, и даже может быть…

Но нет! Страшное оказалось позади, но не обошлось!

За дело взялся комсомол. Сначала — собрание комсомольской ячейки курса, потом — всего института. После бурных дебатов с небольшим перевесом присудили мне строгий выговор (и вновь надежда!). Осталось пройти райком комсомола… и я не прошел. Все было разыграно как по нотам, пристальные тяжелые взгляды, вздохи, поименное голосование и «трудное», хотя и единогласное, решение: отчислить! Правда, уже после принятия решения главный комсорг спохватился и спросил:

— А что постановило собрание института? И наша, институтская, комсомолка, видимо, чтобы не нарушить торжественность момента, сказала:

— Тоже отчислить! (Ать, молодца!)

И я услышал фразу из очень плохого советского фильма:

— Михаил, клади комсомольский билет на стол!

Постановление выглядело так: «Отчислить из комсомола за поступок, не совместимый со званием комсомольца».

И уже на следующий день на доске приказов института появилась «оригинальная» запись: «Отчислить из института за поступок, не совместимый со званием студента».

Аналогичное решение принял и Институт связи, где учились Аркадий и Роман (и это при том, что Рома, «отвлекшийся с Раей», проходил по делу свидетелем).

В те времена поступить в вуз не будучи комсомольцем можно было с большим «скрипом», но если тебя из комсомола отчислили — все, хана! Мой случай. Претендовать на то, что ты когда-либо продолжишь учебу, можно было, только восстановившись в комсомоле.

Роме с Аркашей относительно повезло, они получили строгий выговор, а я вот попал как кур в ощип. Ситуация казалась безнадежной, уж очень серьезный проступок я совершил, но вдруг выяснилось, что Андрей Миронов когда-то учился в школе с первым секретарем горкома ВЛКСМ Михаилом Мишиным! Как-то он с ним связался, тот сказал, что «очень сложно, но — посмотрим», вряд ли получится, но чтобы я готовил апелляцию.

Апелляцию я писал дома у Гердтов. Меня посадили в отдельную комнату и велели выйти, только когда все будет готово. Часа три я творил, иногда выходя к взрослым задать важные вопросы: «Апелляция» с одним «л» или с двумя?» «РаскаИваюсь или Еваюсь» и т. д.