Мемуары Эмани

И так мы спорили два часа. Все надел, даже кальсоны, которые еле раздобыла. В купе розовощекая проводница проверила билеты и выдала постель. Пьем чай, я начинаю ерзать – жарко становится.

Улыбаюсь мужу и заискивающе говорю:

– Хорошо топят, да?

– Хорошо, – коротко отвечает, ему трудно поворачиваться в обновках.

Сидит. Думает. Пьет чай и вытирает пот. Вдруг решительно встает и выходит из купе. Я быстро снимаю с себя верхнюю одежду и прячу под подушку. А муж все бегает туда-сюда, соседи уже покашливать стали. Снимет в туалете часть теплого гардероба и тащит в купе. Лег спать, еле дышит и не разговаривает со мной. Откуда же я могла знать, что так топят в поездах северного направления?

Вот эту историю и припомнил мне муж, когда мы собрались ехать зимой в Кокчетав. Весь трясется и орет:

– И не подкладывай мне кальсоны дурацкие, и свитер не надену – шею душит.

Опять битва, вещи летают по комнате. Чуть было билеты не порвала. Потом успокоилась и думаю: «Да езжай хоть в плавках, зачем я так расстраиваюсь…»

Разместились в купе, пьем чай.

Поезд набирает скорость, но чувствую, что становится все холоднее.

Спрашиваю проводника:

– А когда топить будете?

– А кто сказал, что будут топить? – ответил он.

Муж спустился с верхней полки и тихо сел у моих ног.

– Ложись рядом, теплее будет, – пожалела я его.

Кое-как улеглись вдвоем, укрылись одеялом. Муж руку протягивает и обнимает. Думаю: «Не буду с тобой мириться».

– Отстань ты, нашел место!

– Одеяло подоткнуть хотел, – буркнул он и отвернулся.

А я поворочалась, да и прижалась к теплому боку, чтоб хоть как-то согреться.

Крепко обняв друг друга, как в первые дни после свадьбы, мы всю ночь дрожали от холода.

* * *

В это же время по России стали множиться миссионеры из Кореи, ринулись спасать неверующих, к религии приводить. Пригласил на беседу меня такой миссионер, кто-то сказал ему, что я учительница русского языка и литературы. Предложил в Москве в духовной семинарии пройти курс по богословию и работать с ним вместе. Обещал купить на мое имя трехкомнатную квартиру и автомобиль, потому что на иностранцев такие сделки нельзя проводить. Заманчивое было предложение, призадумалась я: «Не боги горшки обжигают, а вдруг?» Муж запретил даже думать об этом. Он никогда не кидался на соблазны и заманчивые предложения. Думаю, его рассудительность спасла нас от многих сомнительных проектов и катастроф. Молчит и улыбается тихо, собеседники не понимали, что он – серый кардинал, от которого зависят необходимые решения.

* * *

Рынок был страшнее поля, на котором ты просто остаешься без заработка. Здесь же остаешься без головы: расплачиваться надо своей жизнью. Время было такое – девяностые годы. О них много написано. Рассказываю и сама удивляюсь, откуда силы брались на такую низкую работу: поле, откуда пытался выбраться отец, рынок, где столько грязи. Ниже падать было некуда. Но тогда вся страна барахталась в рыночной грязи. Так что можно себя не укорять и не хвалить. Жить надо было, выживать, и не наша в том вина.

Через полгода рынок в Омске закрыли, и мы переехали ближе к Москве. В город, который был прежде закрытым. Он оказался страшнее бандитского Омска. Жители прежде не видели иностранцев и таких, как мы – азиатов. В общественном транспорте пассажиры не хотели садиться рядом, брезговали. Еду в трамвае, тетка разложила на свободное место пакеты с продуктами, чтобы рядом не оказалась «чурка». Я села на пакеты и смотрю на нее. Она кричала до посинения, обзывала меня последними словами.

– Билет покажи на второе место. Нет? Тогда заткнись и не ори.

Бытовые конфликты были на каждом шагу. В школе одна мамаша возмущалась, глядя на меня:

– Мой сын будет учиться с этими?

Едем на машине своей, на остановке один другого толкает:

– Смотри, чурки на машине научились рулить.

Сыну было лет десять, когда его с температурой под сорок привезли в больницу. Врач повернулся ко мне:

– В аптеку гони за лекарством.

На улице останавливается милицейская машина, проверили паспорт и деньги требуют.

– За что? – спрашиваю у него.

– За то, что воздухом русским дышишь, – ответил и сплюнул в мою сторону.

* * *

А еще один общий знакомый, из правоохранительной системы, бросил трубку, когда я позвонила. Потом стал оправдываться, что не узнал. А когда узнал, не смог найти меня и не спал всю ночь.

– Не ври, тебе с твоего кресла двух минут хватило бы, чтоб найти меня.

Засопел, не ответил ничего, но придумал такую схему:

• Мы собираем для него и руководителя миграционной службы города деньги у вьетнамцев, корейцев и у всех нерусских. Оставляем себе столько, сколько они разрешат.

• Они же оформляют на мужа кредит, потому что он станет руководить строительством домов для переселенцев. Деньги будут уходить к ним и мужу останется.

• Если надо, даст в долг доллары, вернуть надо будет с процентами.

Я пристально смотрю на него:

– А когда нас будут убивать или в тюрьму посадят, где будешь ты?

– Не надо много болтать! Все будет в порядке, и жить вам здесь разрешат без проблем.