Я уже вытирала толстый слой пыли с последней бутылки, когда услышала сдавленный стон хозяйки: «О, нет! Только не это!» Пыль, которую собирали годами на бутылках с вином, была знаком их качества.
К полудню у меня от работы темнело в глазах, кружилась голова. Хозяйка, увидев мое серое лицо с красными пятнами, подносила красивый бокал на высокой ножке с неизменными словами:
– Кьянти – это вино из Италии.
Ее супруг был родом из Италии.
Стоя на кухне, я глотала вино, кислое и терпкое, в желудке становилось тепло, силы возвращались до конца дня. Вечером она выносила деньги, стараясь собрать мелочь, и отсчитывала по монетке.
Марика считала себя смелой и хвалилась: «Мои знакомые отговаривали меня брать в помощницы иностранку. Теперь завидуют. Наши так не умеют работать».
Научила меня лазать по крыше, не так, как я любила в детстве, а ползать на брюхе, мыть стеклянный потолок кухни и окна.
– Мы любим свет, это очень красиво – незакрытое пространство.
В незакрытое пространство надо было лезть по пятиметровой лестнице, которую в первый раз мы притащили с ней вдвоем. Взяли за два конца, поднесли к дому, приставили к крыше. В руках держу ведро и ползу наверх, как обезьяна с гранатой. Вечером, довольно оглядев потолок, она кивнула на лестницу: «Отнеси на место». Тащу лестницу на себе и думаю: «Это не ручка с журналом, носи, помощница».
В одиннадцать утра Марика уже стояла с бокалом вина в пижаме и что-то рассказывала. Каждый раз это были разные истории. В тот раз она демонстрировала товар, который привозила из Италии: красивое постельное белье, халаты, скатерти. Увидев, как загорелись у меня глаза, она кивнула:
– Купи это для своей внучки, отдам со скидкой.
Я купила внучке халат и еще три дня работала бесплатно, а он в итоге никому не подошел, так и провалялся в шкафу.
Иногда к ней домой приходили покупатели. Марика тщательно готовилась к встрече с ними: ходила в парикмахерскую, надевала длинное до пят платье и туфли на высоких каблуках. С улыбкой водила важных гостей по дому, показывала заранее приготовленные простыни, скатерти, халаты, фартуки, носовые платки с эмблемами.
Больше всего меня удивлял холодильник. Внутри лежало четко пересчитанное количество нарезанной ветчины, розовой и нежной, без грамма жира. Взяла один раз кусочек себе. Поперхнулась, когда подняла голову: на меня пялился глазок камеры. Пришлось сознаться в преступлении. В первые дни я удивлялась жадности хозяйки, потом перестала, когда услышала, как она сказала матери: «Ты забыла отдать деньги за торт».
От жадности в ее характере шли каверзность и хитрость, которые я встречала у некоторых людей прежде. У людей разных национальностей и разного возраста.
Однажды, почти через пятнадцать лет, случайно встретила одну из дочерей Марики. Она всплакнула:
– Нина, я тебя сразу узнала, ты не изменилась.
Она работала в школе, где учились мои внуки, оказывается, была их классным руководителем. Мальчики удивились:
– Откуда ты ее знаешь?
– Дочь моей подруги, – ответила я небрежно, делая глоток французского вина.
А что им сказать – что мыла у них дома унитазы?
Мне до сих пор любопытно, шевельнулась у бельгийской женщины хоть раз в душе жалость, когда она смотрела на меня? А что чувствовала я, когда по вечерам наливала своим работникам на арбузном поле стакан мутного самогона в счет зарплаты?
Но когда я получила постоянный контракт в министерстве и сообщила Марике об этом, она заплакала.
– Кем устроилась на работу? – всхлипнула хозяйка.
– Не первым министром, – успокоила я ее.
Как вы думаете, почему она плакала?
– Вы оставляли у нас заявку. Есть место в школе, если согласны, то ждем, приезжайте завтра в бюро по трудоустройству.
Не успела до конца обрадоваться, еще один звонок:
– Мы предлагаем вам место в Министерстве Фландрии.
Обалдеть! Захожу в контору с важным видом: глаза потуплены, а подбородок задран.
– В школе работа с трех до четырех часов. В министерстве – с восьми утра до одиннадцати дня. Вы можете работать в двух местах, вместе получается шесть часов, полный рабочий день, – говорят мне.
Спрашиваю:
– В каких классах буду преподавать уроки?
У той, что сидит напротив меня, брови поползли вверх:
– Какие уроки?
– Русского языка.
– Мы предлагаем вам место уборщицы.
– Вы не видели мой диплом о высшем образовании и выписку из трудовой книжки? Там указан преподавательский стаж – двадцать пять лет.
– Да, но русский язык не востребован в Бельгии.
Я даже широко улыбаться начала, увидев себя со шваброй в руках. Круче, чем арбузное поле и рынок со шмотками. Но этот «высший пилотаж» был необходим: в тот момент проходило полное медицинское обследование сына, деваться было некуда. Хоть в петлю лезь со всей семьей.
Когда я рассказала эту историю знакомой из Германии, она начала хохотать. Долго и звонко, радостно и насмешливо. «Получила, гордячка?» – услышала я в ее смехе. Я проглотила колкость и стала вместе со знакомой хохотать, остановиться не могла. Муж подумал, что у меня истерика началась на чужом празднике.