Совершенно очевидно, что разработанный Гитлером план операции – а он был его единственным создателем – не затрагивал какое-либо дальнейшее продолжение общего наступления по всему Восточному фронту, ввиду острого дефицита людских ресурсов, и из-за необходимости обеспечивать оборону на всех остальных участках; по этой причине он выбрал прорыв на северном фланге группы армий «Юг», командование которой принял фельдмаршал фон Бок после смерти Рейхенау [17 января 1942 г.]. После танкового прорыва на Воронеж эта группа армий, постоянно усиливая свой северный фланг, должна была прорвать русский фронт вдоль Дона и продвинуться этим флангом к Сталинграду, в то время как ее южный фланг должен был выдвинуться на Кавказ, захватить нефтяные месторождения на его южных склонах и завладеть горными перевалами.
В то время как все силы, которые можно было снять по Восточному фронту, особенно танковые армии, должны были отводиться для этой операции, одновременно нужно было оккупировать Крым, чтобы с Керченского полуострова переправиться в нефтяные районы Кавказа; военное министерство запланировало эту операцию на начало марта.
Самым важным в этой операции для Гитлера было ввести русских в заблуждение насчет своих действительных намерений наступлением на Воронеж, примерно посередине между Москвой и Донецким бассейном, чтобы у них создалось впечатление продуманного захода на север, к Москве, и этим обманом заставить сосредотачивать их резервы там. Затем он планировал перерезать многочисленные железные дороги, идущие с севера на юг и соединяющие Москву с индустриальными и нефтяными регионами, а потом внезапно повернуть на юг вдоль Дона, чтобы захватить сам Донецкий бассейн, взять под контроль кавказские нефтяные месторождения и блокировать под Сталинградом речную транспортную связь с внутренней Россией по Волге; потому что по этой реке сотни танкеров поставляли в Россию нефть из Баку. Наши союзные войска из Румынии, Венгрии и Италии должны были служить прикрытием растянувшемуся северному флангу нашей армии, вдоль Дона, служившего естественным препятствием, силами примерно тридцать дивизий, предполагалось, что они будут защищены от нападения этой рекой.
Еще в октябре [1941 г.], во время моей поездки в Бухарест на парад по случаю взятия Одессы, я подробно обсуждал с Антонеску военную помощь румынских вооруженных сил на 1942 г. Опьяненного своим успехом в Бессарабии и взятием Одессы – давняя румынская мечта, – Антонеску было нетрудно уговорить на это: вновь не обошлось без торгов, его войска были выторгованы на наше оружие и боеприпасы, но больным местом все еще оставалось венское решение, вынуждавшее Румынию уступить Венгрии фактически большую часть Трансильвании.
Поэтому Антонеску требовал, чтобы Венгрия предоставила эквивалентный контингент войск на 1942 г. Если же последняя не станет вносить заметный вклад, то он видел в этом опасность для Румынии, так как придется улаживать с Венгрией старые счеты: последняя поддерживала большую концентрацию войск на границе с Румынией, поэтому Румыния должна было сделать то же самое и на своей границе, что значительно уменьшило бы ее вклад в войну с Россией.
Я возразил, что во время войны с Советским Союзом, которая освободит обе эти страны от огромной угрозы большевизма, любые разговоры о войне между Румынией и Венгрией были сплошным безумием; но мое заявление не возымело на него никакого эффекта, даже несмотря на то, что страшную опасность, нависшую над этими двумя странами, удалось устранить только несколькими неделями ранее. А может быть, на самом деле все это произошло из-за того, что они все теперь были такими агрессивными?
В любом случае, Антонеску обещал свое дальнейшее участие в нашей войне с Россией контингентом из пятнадцати дивизий, если мы гарантируем их модернизацию и полное оснащение, с чем я, естественно, согласился, как бы трудно это для нас ни было. На самом деле насытить румынскую армию оказалось намного легче, поскольку она с самого начала была хорошо экипирована стандартным вооружением французского военного производства, и к тому же мы много раз удовлетворяли их требования из захваченных нами военных трофеев.
Моя поездка в Бухарест состоялась потому, что Гитлер отклонил их приглашение, а Геринг не хотел ехать, поскольку он рассердил Антонеску из-за поставок нефти из Румынии; в результате ехать пришлось мне, как представителю немецких вооруженных сил на параде победы. Меня, как гостя юного короля, разместили в королевском дворце, где, вместе с Антонеску, я был представлен королю и королеве-матери (супруге изгнанного короля, который давно нашел ей замену в лице своей любовницы, мадам Лупеску). Двадцатиоднолетний король был высоким, стройным и красивым юношей, еще слегка неловким в своих манерах, но не неприятным; королева-мать оставалась все еще довольно привлекательной и мудрой женщиной. Антонеску положил конец нашей поверхностной беседе с ними, заметив, что нам пора отправляться на парад и предваряющую его церемонию награждения.