— Вот, хотел бы отдельно заявить о своей гетеросексуальной ориентации, — сказал Макс, — отметьте, пожалуйста, — обратил Макс внимание того, кто за аппаратурой сидел, — Я не гей. Ну, я против ничего не имею, даже интересно было попробовать, но не получается…
— Это с этим хахалем вы проводили ваши сексуальные пробы?
— Да нет же! Это Эльвира меня попросила так охране сказать, чтобы не позориться, что она этого хахаля испугалась… Она, вообще-то, никого не боится, а с этим у нее был личный конфликт.
— Они обсуждали “Сеялки и веялки”?
Да что они с ума посходили! Причем тут “Сеялки и веялки”?
— Нет, они не поделили “номер два”.
— А вы что?
— А меня там не было! Я позже пришел…
— Когда вы последний раз видели этого хахаля? В этом году?
— Я никогда его не видел! — а он причем? Кто это вообще такой?
— С кем вы связывались в порту по поводу доставки рассадопосадочных машин?
Да что же это такое? Что им нужно? Да у него в бумагах все это отмечено, все накладные…
— А вон те два иностранца, с которыми вы были в сексуальном сожительстве, они упоминали о “Сеялках и веялках”?
— Я с Эльвирой был в сожительстве, не с ними! Они с другой стороны кровати спали. Я не гей!…Ничего они не упоминали. Как они могли упоминать, если даже Эльвира тогда не знала про эти сеялки.
— А когда она узнала?
Макс, чуть не плача, пересказал, что от секретарши узнал. Ох, ну, хоть бы уже скорей начали бить за подкинутые ручки, ну, сколько можно слушать этот бред. Запутать его хотят…
Понеслось по новой, в мозгу все вертелось и переворачивалось от этих вопросов: транзакции, контрагенты, договора поставки, чернозем, суглинистые почвы, сексуальное сожительство, “номер два”, “джон дир”, бесперебойное техобслуживание, СуперМаксик, роскошные урожаи, подданный японского императора в одной постели, иностранный агент, “сеялки и веялки”…
— Я внебрачный сын мадам Эльвиры — вдруг спокойно сообщил Макс. Полиграф показал, что это правда.
— Что? — удивились допрашивающие.
— А, может, и нет. Наверное, все-таки я сын тех, кто указан в свидетельстве о рождении, — полиграф отметил правдивость сказанного.
— Но я так плохо помню раннее детство. Эльвира меня им подкинула, — полиграф согласился с правдивостью этого заявления.
— А мой отец — японский император! — полиграф не смел сомневаться.