То, что он мне сказал по поводу графа де Бутвиля и графа де Шапеля, было чистой правдой. Граф де Бутвиль[26] был отцом нынешнего герцога Люксембургского, родственником принца де Конде или, что точнее, его супруги, но эта честь стоила ему слишком дорого. Нужно сказать, что герцог Энгиенский, его старший сын, женился на мадемуазель де Брезе, племяннице кардинала, и его отец был вынужден пойти на этот брак, чтобы обеспечить себе жизнь или, как минимум, свободу. Его сын рассматривал этот брак как цепи, которые на него навесили, он презирал свою жену и упрекал ее в тысячах разных вещей. С ее рождением все было нормально, и она, без сомнения, происходила из старинного семейства. Тем не менее герцог Энгиенский обратился к специалисту в области генеалогии, чтобы узнать детали, и тот сообщил ему, правда то или нет, что семейство де Майе, из которого она была родом, имело в основе незаконнорожденного ребенка от архиепископа Турского. Для герцога этого оказалось достаточно, чтобы не только унизить свою жену, но еще и посмеяться над кардиналом. А так как ничего не могло произойти, чтобы кардиналу об этом тут же не доложили, он так рассердился, что только и ждал с тех пор предлога, чтобы отомстить. Предлог очень скоро представился, де Бутвиль, вопреки запрету, участвовал в дуэли, и он был схвачен до того, как успел скрыться в Лотарингии. Граф де Шапель, который участвовал в дуэли вместе с ним, также был арестован, и они оба были переданы в руки палача, причем кардинал сделал вид, что все решило справедливое правосудие, но на самом деле это он отомстил из своих личных интересов.
После моего помилования господин кардинал, который стал любить меня больше, чем обычно, дал мне множество знаков отличия и даже спросил, нет ли у меня еще брата, которого я хотел бы устроить на службу. Я ответил, что у меня есть два брата, что один из них владеет последним аббатством, которое господин кардинал был так добр мне подарить, но второго я не хочу вмешивать в наши дела, так как я уже имел несчастье быть обвиненным в смерти троих моих братьев и не хочу больше подставляться под подобные упреки.
Я также сказал, что у меня есть сестра, которая вроде бы достаточно красива, что я хотел бы выдать ее замуж за одного из моих друзей — дворянина из Бретани, но для этого мне нужен положительный ответ моего отца и моей мачехи. Кардинал слушал все это с доброй улыбкой. При этом я знал, что моя мачеха не перестает упрекать меня в том, что я дал все одному из своих братьев, а другому — ничего, и я просто обязан что-то сделать для несчастного. Я решил дать ей возможность высказаться, ожидая ответа по поводу моей сестры, а тем временем уже прошло три месяца, как мне его не давали. Наконец, мой отец приехал в Париж по судебным делам и письменно сообщил мне о месте своего жительства. Я тут же пришел к нему и после дежурных приветствий спросил, почему от него так долго не было ответа.
— Из-за ее матери, — ответил мне он, — которая думает, что вы хотите ее обмануть.
— Но, месье, — спросил я, — неужели вы верите в подобное?
— Бог мой, — сказал он, — я не знаю, что и сказать. Когда речь идет о согласии между женщиной, которую любишь, и сыном, перед которым имеешь обязательства, всегда чувствуешь себя в таком затруднительном положении.
— У вас нет обязательств передо мной, месье, — сказал я, — но мне кажется, что вы могли бы хотя бы отдать мне должное.
Я не хотел двигаться дальше из боязни показать ему недостаточно уважения. Его судебный процесс был против господина де ля Вьевиля, потомки которого сейчас являются герцогами и губернаторами Прованса. Это было, если позволительно будет так сказать, как поединок глиняного горшка с горшком из железа, это было очевидно, и я сказал отцу, что он должен как-то к этому приспособиться. Он ответил, что был бы рад, но не может, а я обратился к господину кардиналу, попросив его вмешаться, хотя у меня и так уже было перед ним немало обязательств. Он в тот же день поговорил с господином де ля Вьевилем, но тот хотел засудить моего отца, приговорив его к штрафу, а посему он ответил, что готов пойти на все, но не может влиять на ход начавшегося процесса.
Господин кардинал после этого решил не настаивать и сказал мне, что мой отец должен договариваться, но господин де ля Вьевиль этого не хочет, но из любви ко мне он позаботится о моем отце. Я все передал отцу, который показал, что очень этому обрадован. Тем временем судебные процедуры пошли своим чередом, и мой отец хорошо продвинулся в своих делах, но господин де ля Вьевиль вдруг предпринял кое-какие насильственные действия в деревне, которая была у нас возле Ножана. Более того, он не только обвинил моего отца во лжи, но и выразил сомнение в благородном происхождении нашей семьи, заявив, что мы не дворяне вовсе.