Как бы то ни было, пока он воевал с испанцами, мы готовились к тому, что объявил император, сказавший, что театром военных действий будет Эльзас. Господин де Тюренн укрепил Гагенау и Саверн, не считая Брисака, где были построены новые укрепления. Эти приготовления были большой радостью для военных, так как каждый был уверен в успехе. Что касается меня, бывшего уже слишком старым, чтобы верить в успех в данном ремесле, то я не возражал бы, чтобы побольше подумали о народе, чтобы с голландцами обошлись чуть помягче в их предложениях мира. Но с ними обошлись очень жестко, и они решились последовать за принцем Оранским, который черпал величие лишь в войне и хотел, чтобы она любой ценой продолжалась.
Король, который видел, что у него нет полководца, который лучше бы знал Германию, чем виконт де Тюренн, приказал ему там остаться, а сам стал заниматься странными делами. Дело в том, что англичане, которые сначала были на нашей стороне, оставили нас одних, и король Англии объявил, что не может поступить иначе, что государственные интересы обязывают его это сделать. Морские силы англичан, помогавшие нам, ничего не сделали на море[99].
В этих условиях король был вынужден собрать все до единого, что у него оставалось в королевстве, и направить часть людей в Лотарингию, так как боялся, что местный герцог воспользуется благоприятными обстоятельствами, чтобы туда вернуться[100].
Видя, что начинается такая серьезная война, я стал жалеть, что уже не так молод и, имея обязательства перед моим незабвенным хозяином господином кардиналом де Ришельё, я не так много времени посвящал военному ремеслу, о котором я всегда так мечтал. Однако не надо думать, что меня не видели никогда с людьми моего возраста, напротив, я считал, что их компания не сделает меня старше. У меня была борода и совсем седые волосы, которые я прятал под светлым париком, но потом пошла мода полностью бриться. При господине де Тюренне был некий дворянин, которого звали Буагийо, он носил совсем белую бороду и всегда выглядел по старой моде. Это был мой бич, а так как он ставил себе задачу бесить меня, он все время напоминал мне о начале моей службы у господина кардинала де Ришельё. Это был самый прекрасный период моей жизни, но это невозможно было выносить, ибо он всегда добавлял, что в те времена был совсем ребенком, что его дядя еще укачивал его в колыбели. Тут же все начинали смотреть на меня с удивлением, что я такой старый, а пытаюсь казаться более молодым. Они говорили, что мне, наверное, семьдесят пять лет. Я не знал, что на это и отвечать, часто краснел одновременно от ярости и от стыда, несмотря на то что у меня все было нормально со здоровьем. Все эти разговоры никак не кончались, и всегда находился какой-нибудь дурак, который начинал их вновь, что для меня за счастье было получить какой-нибудь приказ, чтобы сесть в седло. Это была моя слабость, и она меня бесила. В самом деле, очень трудно оставить в стороне самолюбие, и, испытав на себе, что это такое, я перестал насмехаться над другими людьми за их недостатки.
Было настоящим удовольствием видеть приезд офицеров в Лотарингию, это были настоящие дворяне, но их принимали скорее за свинопасов, чем за тех, кем они были на самом деле. Многие из них были все в перьях, и они думали, как и я, что так они будут выглядеть моложе. Однако это было бы неважно, если бы они хорошо несли службу. Но они не умели подчиняться дисциплине, слушаться людей, которые стали их начальниками, людей, которые знали не больше их и совершали непростительные ошибки. Конечно, назначая начальников, старались найти людей, хотя бы знакомых со службой, но многие так давно ее покинули, что они либо вообще ничего не умели, либо все позабыли, и создавалось впечатление, что они вообще никогда не служили.