Мемуары мертвого незнакомца

На Маше были красные туфельки с золотыми пряжками и белые гольфы. И то, и другое тут же покрылось пылью. Но она, казалось, этого даже не заметила, упорно взбиралась по тропе вверх. Ее ладошка вспотела, и Давид боялся, как бы она не выскользнула из его руки. Но все закончилось благополучно, и они поднялись на излюбленное место Дато. Оно находилось не на самом верху, но вид с него открывался не хуже.

— Ну, как? — спросил Давид у Маши.

— Здорово! — восхитилась она, обозрев панораму.

— Присаживайся. — И он указал на поваленное дерево, которое использовал вместо лавочки. — Отдохнем и будем спускаться.

Они сидели, глядя на Тбилиси сверху. Давид показывал ей на крыши некоторых домов и купола церквей и рассказывал о них. Его отец был гидом, и мальчик многое знал о своем городе. Маша слушала его с интересом. А когда речь зашла о ресторане у телевышки, где подавались вкуснейшие пончики (отец пару раз водил сыновей туда), девочка захлопала в ладоши и воскликнула:

— Обожаю пончики! Пойдем туда?

— Пешком долго подниматься. На велосипеде тоже. На фуникулере надо.

— Поехали на нем!

— Ты же домой хотела через час попасть.

— Все равно влетит, ты же сам говорил!

— Да, но…

Давид замялся. Ему стыдно было признаться, что поездка на фуникулере и покупка пончиков для него непозволительная роскошь. Его карманы были совершенно пусты.

— У меня пять рублей есть! — сообщила Маша, вынув из красного кармашка на груди купюру. Она как будто прочитала его мысли. — Давай их промотаем!

В желудке Давида было совершенно пусто, как и в карманах. Он умирал от голода. Но даже если б был сыт, не отказался бы от пары пончиков с заварным кремом и стакана молочного коктейля. Пяти рублей им хватило бы и на подъем, и на пир…

Но он не мог позволить девочке заплатить за себя! Это не по-мужски.

— Нет, давай вернемся. А пончики есть пойдем в следующий раз.

— Хорошо, — тяжко вздохнула она.

— Мы грязные оба, посмотри! Да и тебя дома заждались. Волнуются.

— Ты прав. Давай спускаться?

Давид кивнул и, взяв Машу за руку, последовал к тропе.

Они быстро спустились, сели на велик и поехали к Машиному дому. Улица Плеханова была застроена красивыми зданиями разных эпох: как старинными, дореволюционными, так и более-менее современными, построенными в сороковых-пятидесятых годах двадцатого века. Маша жила во внушительном сталинском доме с колоннами. Когда Давид затормозил у ее подъезда, из него выбежала красивая женщина с заплаканным лицом. Увидев ребят, она бросилась к ним. Давид понял, что это мама его новой подруги.

— Маша! — закричала она. — Ты что творишь? Я уже в милицию звонить хотела!

— Мама, успокойся, пожалуйста. Со мной все в порядке.

— Я же запретила тебе уходить далеко от дома! Во дворе гуляй, пожалуйста, но шастать по незнакомому городу опасно!

— Как он станет знакомым, если дальше двора и школы, которая по соседству с нашим домом, ты мне запрещаешь ходить?

— Я все расскажу отцу!

— А я позвоню бабушке и сообщу ей, что вы меня взаперти держите! — Маша топнула ногой. Ее некогда белый гольф тут же сполз до щиколотки, явив взору Давида грубый шрам на голени. — И попрошу, чтоб она меня забрала к себе!

Лицо Машиной мамы еще больше помрачнело.

— Не впутывай бабушку, — воскликнула она. И только тут заметила Давида. — А что это за мальчик с тобой?

— Его зовут Дато. Он показал мне город. И многое о нем рассказал. Вот ты, мама, знала, например, что свое название Тбилиси получил благодаря теплым и горячим лечебным источникам? «Тбили» в переводе с грузинского означает «теплый».

— Это все очень интересно, но тебе, Маша, пора учить уроки.

— Мы что, Давида даже лимонадом не угостим?

— Нет, спасибо, я не хочу, — торопливо выпалил мальчик. Он представил себя грязного, в линялой одежде в хоромах москвичей и засмущался. — Я поеду. Мне тоже уроки нужно учить.

— Подожди! Оставь мне свой телефон, я тебе позвоню, — попросила Маша.

— Лучше ты мне свой.

Маша продиктовала номер, Давид запомнил. В их дворе телефон имелся только у одной семьи. К ним все соседи бегали звонить. Теперь и Давид будет наведываться, чтобы с Машей связаться.

Они распрощались, и Дато поехал домой. Теперь он не мчался. И не трюкачил. Просто крутил педали, думая о Маше…

Какая она все же замечательная! Умная, красивая, открытая… и не зазнайка!

Давид относился к категории пацанов, которые мало интересовались девочками. У него не было ни дам сердца, ни подруг, ни сестер. Он избегал женского общества. Чувствовал себя в нем некомфортно. Не знал, как себя вести, о чем говорить. Ведь девочки так отличались от пацанов. Но Дато никогда не обидел ни одну из них. Даже противную Зойку, сестру его друга Серого, которая вечно его задирала.

И вот появилась Маша…

Ему хотелось позвонить ей в тот же вечер. Но Дато сдержался. Однако утром, придя в школу, он забежал в кабинет завуча (видел, что тот вышел и там никого не осталось) и набрал заветный номер. Ему не ответили…