Мемуары мессира Д'артаньяна. Том II

Тогда было примерно четыре или пять часов пополудни; ни лакеи его жены, ни ее горничная, видевшие меня, так сказать, лишь мельком, совсем меня не узнали, и когда они сбегали сообщить их госпоже, что ее муж нанял французского повара, она спустилась вниз, чтобы спросить меня, не смогу ли я приготовить ей рагу, подобного тому, что она ела вместе со мной. Она обладала лучшими глазами, чем те, другие; она тотчас же узнала меня, но остерегаясь что-либо показать перед ее людьми, находившимися тут же, снова поднялась наверх сей же час, из страха, как бы не навредить мне и не навредить ей самой в первую очередь, чересчур долго оставаясь со мной. Она была в восторге, как она сама мне сказала потом, от того доказательства любви, что, как она поверила, я ей представил, поскольку она твердо себе вообразила, что исключительно любовь заставила меня прибегнуть к этому маскараду, чтобы видеться с ней совершенно свободно. Я не пожелал ее в этом разубеждать; я, может быть, оказал [376] бы ей скверную любезность, если бы сказал, что здесь было столько же ревности, сколько любви. В самом деле, если бы я был совершенно уверен в ее добродетели, я бы никогда не отправился к соседу, как я поступил, дабы выяснять у него, действительно ли вернулся ее муж, как она мне написала. Как бы там ни было, я приготовил ей рагу еще лучшее, чем накануне, и бедный рогоносец, походивший на настоящего Санчо Панса, сказал мне — пока я буду угощать их соусами вроде этого, я останусь его человеком; он пообещал мне в то же время крупное жалование, по всей видимости, при условии никогда его не платить. Какая жалость, что он не был учеником Месье Кардинала. Он бы обогатил всех на свете обещаниями точно так же, как и тот. Никогда человек не обладал более неодолимой склонностью ко вранью, чем этот. Он был самым богатым человеком в мире, по его словам, все принадлежало ему, и Небеса и Земли, так сказать; впрочем, хотя у него не было за душой ни единого су, он настолько любил надувать всех по этому поводу, что пока он хвалился обладанием того, чего не имел, он остерегался признаваться в том, чем владел. Он был буйно помешанным и не говорил об этом, хотя было достаточно взглянуть на него, чтобы признать печальную правду.

Женская стыдливость и честный разврат.