Мемуары мессира д'Артаньяна

Бемо сделал мне свой комплимент с еще более сердечным видом, чем когда-либо ко мне обращался Навай. Так как это был человек, как я, помнится, уже говорил, не признававший никаких друзей, когда шла речь о его собственных выгодах, он даже не намекнул мне каким-нибудь двусмысленным словом о том, что происходило, как это обычно водится между соотечественниками, всегда сохраняющими друг с другом какую-то связь; он ни в светлых, ни в темных тонах не говорил со мной о Кардинале. Я тоже вовсе не хотел с ним говорить ни о нем, ни даже о том, по какой причине подле меня оказался Стражник. Он не мог, однако, ни с кем его спутать, потому что этот Стражник был в форме. Он носил на спине знаки его ремесла, какие обычно носят ему подобные. Бемо был достаточно любопытен, однако, и спросил, что за дело могло со мной приключиться и из-за чего я оказался в такой компании. Но так как я хотел, чтобы только Навай отдал в этом отчет Месье Кардиналу, я отделался ответом, что из-за долга я поссорился с одной особой, и, не сумев примириться дружелюбно, нам пришлось прибегнуть к суду Сеньоров Маршалов Франции. Я не сказал ему ничего, кроме правды, разговаривая с ним в такой манере, потому, приняв это за чистую монету, он покинул меня через один момент, дабы пойти отдать отчет Его Преосвященству обо всем, что он сам увидел, и о том, что я ему сказал.

Я поручил ему, прежде чем позволить ему уйти, письмо, что я написал Навайю, и какое мой лакей принес обратно. Оно несколько умерило гнев Месье Кардинала, когда Навай его ему показал, сказав при этом, что не было никакой моей вины, если даже я и не явился к его утреннему туалету. Навай сказал ему в то же время, что я был просто неудачлив, поскольку на меня сваливаются беды, когда я меньше всего об этом думаю. Кардинал перевел разговор на другую тему, испугавшись, как бы он не сделал ему этот комплимент только для того, дабы убедить его, что, в ожидании от него для меня какой-нибудь милости, он бы должен заплатить за меня еще и этот долг. Навай явился повидать меня по этому делу и посетовал, что не прихватил с собой наличных денег, чтобы предложить мне их на этот случай. Я его поблагодарил, правда, не за его добрую волю, но за его комплимент. Я действительно знал, что он мог бы дать мне взаймы не только эту сумму, если бы захотел, но еще и в тридцать раз больше, если бы ему это было нужно. Не было никого из всех Куртизанов Его Преосвященства, у кого бы дела были в таком порядке, как у него самого. Он вытягивал бесконечное число благодеяний из этого Министра; таким образом, можно сказать, каким бы скупым он ни был с другими, он нашел средство изменить свою натуру в отношении Навайя. Однако, так как надо принимать своих друзей со всеми их добрыми и дурными качествами, я поостерегся замечать ему, что его комплимент мне не понравился. Напротив, я вознаградил его всеми почестями, какие только способен был изобрести, так что он покинул меня вполне довольный.

Мой друг, кто одолжил мне тысячу экю, явился отобедать вместе со мной. Он сказал мне его подождать, и, отведя меня в сторонку, когда мы вышли из-за стола, он мне сказал — когда я предстану перед Сеньорами Маршалами Франции, чтобы я совсем ничего не говорил о нем, по крайней мере, если противная партия не заговорит о нем первой; если же Капитан вовсе не упомянет о нем, я смогу расплатиться с ним сполна и сказать, что нашел мою тысячу экю в кошельке одного из моих друзей, но если он о нем заговорит, я попрошу отсрочки для уплаты этих трех тысяч ливров. Он полагал, что это было нам необходимо, дабы снять всякое подозрение, будто кто-то кого-то хотел вызвать на дуэль, если тот окажется до такой степени трусом и пожалуется на это; итак, мне следует отрицать все это дело, поскольку мне ли не знать о существовании указов, грозивших строжайшими карами тем, кто вызывал других вопреки Эдиктам.