Мемуары мессира д'Артаньяна

Аббат был еще в постели, когда его любовница вернулась из города, и когда он ее спросил, доброе ли угощение она припасла, ему к обеду, она ему ответила, что им придется обойтись вообще без обеда в этот день, потому как им в настоящее время надо бы подумать о других вещах, а вовсе не о развлечениях. Она ему сказала в то же время, кого она только что видела, заронив этим тревогу в сознание Аббата, кто от природы был боязлив; он соскочил со своей постели и отправился будить Фэдо, кто все еще спал. Он поделился с ним тем, о чем узнал, и спросил, что ему надо делать в столь деликатной ситуации. Фэдо ему ответил, что тот был прав, назвав ее именно так, потому как действительно это дело не могло бы иметь более важных последствий для него; если он попал в ловушку, его, без сомнения, отведут в Бастилию, вот почему, по его мнению, ему следует незамедлительно вернуться в Аваллон; у него есть все резоны бояться, как бы Месье Кольбер не отправил кого-нибудь его там арестовать, когда тот туда возвратится; это даже, может быть, уже и сделано; в том роде, что теперь ему нельзя терять ни единого момента. Аббат спросил его, как же он сможет выйти, когда шпик стоит перед дверью. Он ему ответил, что есть средства ото всего, кроме смерти; он, конечно же, вытащит его из этого дела; но пусть тот только поостережется и не даст себя схватить по дороге.

Этот Магистрат послал в то же время отыскать настоятеля монастыря Капуцинов в Маре, кто был одним из его друзей. Они находились всего лишь в двух шагах от этого монастыря, так что настоятель вскоре явился с одним компаньоном, и тот ему сказал на ухо, что требуется немедленно оказать дружескую услугу или же вообще в это не вмешиваться; ему необходима его ряса или ряса его компаньона для спасения одного человека, кого подстерегают в трех шагах отсюда; это бы означало совершить благодеяние, в чем нет никакого сомнения, и даже благодеяние столь великое, что просто не могло бы быть более приятного Богу. Настоятель немного поколебался, собираясь с силами; но, наконец, на это решившись, выслушав мнение своего компаньона, кого он призвал на Совет, хотя именно ему надлежало командовать с абсолютной властью, он скинул с себя рясу и облачил в нее Аббата, с кем он не был знаком.

/Ряса и борода./ После этого осталась одна забота — присовокупить бороду к этой рясе. Вот это оказалось большим затруднением. Настоятель, кому Фэдо посоветовал было отрезать свою и отдать ее его другу, возмутился против этого предложения, ни больше ни меньше, как если бы его подстрекали совершить какое-нибудь немыслимое преступление. Он считал, очевидно, что Капуцин без бороды был чем-то вроде монстра в природе, а главное, настоятель, кто заботится о ней обычно ничуть не меньше, чем о собственной жизни. Фэдо, увидев такую привязанность его к своей бороде, предложил ему сбрить бороду его компаньона, чему, как он полагал, тот не будет гак сильно противиться, потому как, во-первых, она не была столь красива, как его собственная, а кроме того, гораздо меньше заботятся о сохранении того, что принадлежит другим, чем о своем собственном. Но он выказал себя настолько же мало услужливым по поводу как одной, так и другой, до такой степени, что он ему ответил, что не осмелится более возвратиться в свой монастырь, если осквернит себя поступком вроде этого; все его монахи бросят в него камни, и пусть тот даже не советует ему подвергаться такому. Фэдо, после неоднократных внушений о том, что все его возражения были пустыми мелочами в сравнении с тем благодеянием, какое он должен оказать своему ближнему, не стал больше забавляться пререканиями с ним, из страха, как бы время, затраченное на это, не обернулось непоправимой гибелью для его друга. Итак, прибегнув ко всей своей сообразительности для отыскания средств обеспечения его другой бородой, поскольку его не пожелали удовлетворить этими, он не нашел лучшего способа, как остричь двух девок, вместе с какими они находились. Затем эти локоны наложили на свиной мочевой пузырь, какой раздобыли у ближайшего колбасника; отрезали лишь столько, сколько потребовалось для прикрытия подбородка и губ Аббата; потом приклеили все это крахмалом, на случай, как бы эта борода не отвалилась в четырех шагах от двери, как раз там, где стоял шпик; этот новоявленный Капуцин вышел вместе с братом и проскочил под самым носом у шпика, причем тот нисколько не насторожился. Аббат направился к Фэдо, где он должен был взять один из его дорожных костюмов и оставить там рясу Капуцина. Он должен был также взять там оседланного коня, что оказался довольно хорош, и таким образом уехать, уповая на милость Божью. Так все это и исполнилось с невероятным везением, он выехал из Парижа через ворота Сент-Антуан, обернувшись плащом до глаз, и проделал дюжину лье пути в два с половиной часа, ни разу даже не оглянувшись назад.