Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1

Эти замечания я передал Шарлю Делакруа. Он был немногословен. Французское правительство в нас особо не нуждается и может обойтись без нас. Раз мы не испытываем доверия к Франции, то можем ничего не предпринимать и искать свое счастье с другими партнерами. И все же министр недоумевал, почему мы усомнились в искренности французской стороны: ведь Французская республика предоставила пристанище и взяла под защиту польских беженцев, сформировала польские легионы – ядро будущей армии для освобождения Польши и, наконец, только что проявила высочайшее доверие к полякам, посвятив их в свой план, единственной целью которого было восстановление Польши… Расставаясь, Шарль Делакруа заметил, что мы вправе поступать так, как сочтем целесообразным, но через три дня о плане, предложенном французами, придется забыть.

Чтобы отвести от себя всякие обвинения и упреки, на собрании патриотов было решено, что мы с гражданином Выбицким возьмемся за составление плана и передадим его Шарлю Делакруа, а также подготовим послание к жителям Галиции. Согласно этому плану польские легионы, насчитывающие от пяти до шести тысяч человек, должны были переправиться через Адриатическое море в Далмацию и попытаться проникнуть в Венгрию, где к ним присоединятся еще примерно две тысячи поляков, находящихся в настоящее время в Валахии и Молдове. Последним доведется перейти через Трансильванию и затем войти в Венгрию, где по сведениям, полученным французским правительством из этих провинций, поляки не встретят никаких препятствий. Все это объединенное польское войско вскоре получит пополнение новобранцев из Галиции и даже из самой Польши. Польские подразделения ни в коем случае не должны будут слишком близко подходить к границам Галиции и тем более вступать на ее территорию, чтобы не ставить под угрозу местных жителей и не спровоцировать вторжения русской армии, чего может потребовать император Австрии. Французские эмиссары, уже выполняющие по заданию Директории секретную миссию в Венгрии, обеспечат свободное прохождение польских легионов. Там к ним присоединится французский корпус в пять – шесть тысяч штыков.

Поляки, находящиеся в Париже, назначили двух своих представителей для поездки в Италию и ведения переговоров с генералом Бонапартом о способах наиболее оперативного осуществления плана. Оставалось только дождаться, чтобы Бонапарт получил соответствующее разрешение Директории. Еще два наших представителя должны были выехать в Галицию с посланием к местным жителям. В этом документе сообщалось о только что принятом решении и о согласованных мерах по обеспечению их безопасности. Мы обращались к патриотам Галиции с просьбой устанавливать и поддерживать связь с польскими легионами и оказывать им посильную помощь деньгами и людьми.

В течение суток план был готов. Его подписали Мневский, Выбицкий, Прозор, Барс, Ташицкий, Шанявский, Валихновский, Подоский и другие. Мы сразу же передали документ министру иностранных дел Франции и проинформировали его о решении командировать в Италию меня, Мневского и Прозора, который, однако, не сможет отправиться в поездку. Мы попросили министра о выдаче паспортов для меня и Мневского и доложили о готовности к отъезду, как только наш план получит одобрение правительства.

Через несколько дней Шарль Делакруа официально уведомил нас, что Директория без всяких изменений утвердила наш план и уже отправила его генералу Бонапарту, которому поручено приступить к осуществлению данного проекта. Министр сообщил, что мы можем получить наши паспорта и обещал переслать в тот же день копию решения Директории и несколько рекомендательных писем в нашу поддержку от близких друзей Бонапарта.

На этот раз я уже нисколько не сомневался, что мы сможем принять самое активное участие в предстоящих событиях, и надеялся исключительно на положительные результаты поездки в Италию. Но вскоре радость моя и все надежды рассеялись. В самый последний момент перед отъездом из Италии явился курьер с новостью о подписании 7 апреля 1797 года в Леобене предварительных условий мирного договора между Австрией и Францией. И тогда я предположил (к сожалению, так оно и случилось), что больше ожидать от Франции мы уже ничего не можем: после ее сближения с Венским двором и переговоров о мире все наши мечты о помощи французов стали несбыточными и призрачными.

Между тем такого мнения придерживались далеко не все мои соотечественники. Среди них были такие, кто искренне полагал, что раз революционные меры ни к чему не привели, то это совсем не означает, что нет других путей для достижения успеха.