Члены депутации и все, кто связывал свои надежды с продолжением войны и с успехами французских войск, разделяли мое мнение и не считали в данный момент, что есть смысл приступать к каким-либо новым действиям. Были и такие, как например, Барс, Выбицкий и Прозор, которые настаивали на необходимости созыва в Милане конституционного сейма Польши. Они утверждали, что один из членов Директории намекнул, что это стало бы единственным способом сохранить ядро национального представительства. Но тут возникла огромная трудность: как найти и собрать членов этого сейма, куда по закону должны входить король, сенат и представители духовенства от соответствующих воеводств и провинций? А ведь король уже отрекся от трона и завершал свой печальный жизненный путь в Петербурге. Среди нас нашелся один сенатор, одно духовное лицо из сейма 3 мая и один представитель шляхты.
Чтобы немного отойти от дел, я решил уехать из Парижа в Голландию и там дождаться более благоприятных событий, которые могли произойти после возвращения Бонапарта во французскую столицу. Но мне пришлось отложить отъезд на несколько дней: соотечественники упросили меня задержаться, чтобы здраво, разумно и всесторонне осмыслить возможности созыва польского сейма в Милане и попытаться выяснить, как относится к этой идее правительство Франции.
Когда я прибыл к Шарлю Делакруа, чтобы вернуть копию решения Директории и рекомендательные письма для генерала Бонапарта, я увидел, что министр не только огорчен провалом нашего плана, но и чрезвычайно озабочен предстоящими переменами в министерстве, после которых он останется без портфеля. Стоило мне только заговорить о нашем сейме в Милане, как министр лишь пожал плечами и сухо сказал, что эта затея просто смешна.
Однако такой ответ вовсе не устроил моих соотечественников, которым очень хотелось знать, как на самом деле Директория реагирует на наши намерения о созыве сейма. Они утверждали, что мнение Шарля Делакруа, который слыл якобинцем и скоро уйдет в отставку, не является авторитетным, и склонили меня к тому, чтобы я попробовал получить информацию из более компетентных источников. И я решил обратиться к гражданину Бонно, бывшему временному поверенному в делах и генеральному консулу Франции в Варшаве. Русские арестовали его в Польше и продержали пятнадцать месяцев в тюрьме. Не так давно Бонно освободился и вернулся в Париж, где его встретили с большим почетом. Некоторые члены Директории испытывали к нему личные симпатии и особое доверие.
Вернувшись на родину, Бонно по-прежнему живо интересовался событиями в Польше и горячо поддержал идею о созыве сейма в Милане. По его словам эта идея вызвала немалый интерес в Директории. Поскольку ответ бывшего дипломата имел слишком общий и довольно расплывчатый характер, отражавший скорее его личное мнение, нежели позицию французского правительства, было принято решение, чтобы я обратился к нему с письменным запросом. При этом предполагалось, что письмо мое он мог бы показать своим друзьям из Директории и услышать их суждения из первых уст, в чем, собственно, мы и нуждались.
Вот это письмо от 28 апреля:
«Гражданин! За двадцать пять лет пребывания в Польше вы прекрасно изучили нашу страну и характер нашего народа. Своей деятельностью и благоразумием вы снискали себе всеобщее уважение. Любовь к свободе, за которую вы подверглись гонениям, поставила печать на всех документах, удостоверяющих ваш статус достойного гражданина своей родины, интереснейшей личности в глазах сторонников гуманизма, почтенного человека среди всех людей доброй воли. Сознавая все это, мы с несказанной радостью восприняли новость о вашем приезде в Париж. На встречах в правительстве вы, конечно же, не могли обойти тему Польши. Вы не могли поступить иначе как официальный представитель Франции, ее гражданин и человек, преданный делу свободы и независимости…
Разумеется, не нам надлежит уточнять намерения французского правительства о действиях по восстановлению Польши. Но нам бы очень хотелось предугадать, предвосхитить пожелания французских партнеров о том, что мы могли бы сделать с нашей стороны для успеха общего дела…
Вы хорошо осведомлены, гражданин, о нашей беззаветной преданности родине, о наших связях и отношениях с соотечественниками в Польше, и вряд ли вас удивит наша просьба: нам очень важно знать, рассматривалась ли в правительстве наша инициатива о созыве польского сейма в Милане? Мы были бы весьма признательны за ответ, полученный от источника, который, как и вы, гражданин, вызывает у нас высокое уважение, доверие и т. д.
Михал Огинский».