Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1

Единственное, что успокаивало при вступлении в эти новые для меня должности, было то, что я не должен был все время жить в Петербурге. Это мне пообещал император, специально сделав оговорку, что часть времени я буду проводить в своем имении, письменно извещая царя о потребностях жителей губернии.

По дороге из Петербурга в Литву я еще раз убедился, с каким благоговением люди относятся к Александру. Не скрывали своих искренних чувств восхищения и благодарности российскому монарху и жители Вильны.

Вскоре из Литвы я отправился в Париж, где посол России князь Куракин представил меня Наполеону как сенатора Российской империи.

Глава V

На этот раз Наполеон принял меня совсем не так тепло, как на первом представлении, и как-то рассеянно спросил: «Вы – сенатор России? Но ведь вы поляк, не правда ли?» и, не дожидаясь ответа, пошел приветствовать членов дипломатического корпуса. Довольно долго он разговаривал с графом Дзялынским, сенатором Варшавского герцогства. Бонапарт расспрашивал о новостях из Познани, о делах в Варшаве и при этом повысил голос, чтобы все слышали, как он радеет о жителях герцогства.

Через несколько дней я был представлен императрице Марии-Луизе, после чего меня, как и прежде, стали приглашать на все мероприятия при дворе. В скором времени я начал замечать определенные перемены в поведении и действиях Наполеона, а также его окружения. Бонапарт всячески хотел подчеркнуть свое внимание и уважительное отношение к послу России Куракину. Французские министры и императорские сановники как могли ублажали всех представителей российского посольства. Чернышев, адъютант императора Александра, прибывший в Париж со специальной миссией, оказался под личным покровительством Наполеона, который при любой возможности не забывал выставить напоказ свои дружеские чувства к российскому монарху.

Многие, конечно же, видели всю фальшь и лицемерие этих нехитрых приемов и предполагали, что неминуемый разрыв отношений между Францией и Россией уже совсем близок.

Поляки, проживающие в Париже, в этом не сомневались и страстно желали именно такого развития событий. Им очень хотелось надеяться и верить, что одним из неотвратимых последствий предстоящей французско-русской войны станет восстановление их родины. В ту пору все способствовало появлению таких надежд. Наполеон воздавал должное национальному достоинству поляков, привлекая их на свою сторону. Он расширил состав старых польских легионов, сформировал новые, которые уже успели отличиться в кампании 1809 года. Особой любовью Бонапарта пользовался созданный им корпус польских улан, входивший в состав гвардии.

По сути дела, провинции, отнятой у короля Пруссии по Тильзитскому миру, Наполеон дал лишь название Великое Варшавское герцогство. Тем не менее новое государственное образование, как и во времена до разделов Польши, имело свои финансы, сенат, министерства, собрания выборных и даже слишком мощную для своей территории армию. Некоторые даже были склонны предполагать, что император французов создал такое несоразмерное с количеством населения и территорией герцогство, потому, что в глубине души лелеял новые, еще более выгодные для поляков планы и выжидал, чтобы при первой же благоприятной возможности осуществить их.

Известно, однако, что на переговорах в Тильзите Наполеон предлагал Александру присоединить Варшавское герцогство к России. Тогда русский царь отверг и условия, и саму идею включения герцогства в состав России. После этого стало очевидно, что Наполеона больше интересует континентальная блокада Англии, нежели восстановление Польши.

Правда, после создания Варшавского герцогства стали распространяться слухи, будто Наполеон принял решение о восстановлении всей Польши. Российское внешнеполитическое ведомство в Петербурге потребовало разъяснений по этому поводу. Министр иностранных дел Франции господин де Шампаньи в официальном письме на имя государственного канцлера графа Румянцева опроверг эти слухи, подчеркнув, что вопрос о восстановлении Польши никогда не входил в планы императора Наполеона. Могу засвидетельствовать достоверность этого факта, так как позднее в Петербурге мне передали оригинал этого письма.

Однако во время моего последнего пребывания в Париже, о котором я сейчас и рассказываю, произошел случай, чрезвычайно огорчивший всех поляков, связывающих свои надежды о возрождении родины с Наполеоном. Министр внутренних дел Монталиве в своей речи о современном положении Франции, опубликованной во всех газетах, заявил, что восстановление Польши никогда по-настоящему не интересовало императора Наполеона. Поляки встревожились. Но ненадолго. Наполеону доложили, какую реакцию у поляков вызвала речь Монталиве, и он поручил маршалу Дюроку успокоить моих соотечественников в Париже, а в Варшаву отправил своего представителя, который должен был убедить польское правительство, что антипольская риторика министра Монталиве – это всего лишь дань уважения российскому послу.