Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2

Среди всех вопросов, которые должны быть обсуждены на конгрессе, король выделил польский вопрос в качестве первого и самого важного, исключительно европейского, с которым не могут равняться никакие другие проблемы. И он хотел бы надеяться и желать, чтобы этот многострадальный народ, достойный уважения своей древностью, доблестью, заслугами перед Европой, вновь обрел свою былую и полную независимость.

Раздел этой страны, лишивший ее государственности, стал началом волнений во всей Европе. Но когда сила обстоятельств, подчинив себе самые благородные и великодушные намерения монархов, во владении которых находились бывшие польские провинции, свела вопрос о судьбе Польши к простому переделу и пересмотру границ между тремя заинтересованными державами, Франция согласно старым договорам к этому не имела никакого отношения. Поэтому при сложившихся обстоятельствах ей не оставалось ничего другого, как поддержать самые правильные из предложенных намерений, которые удовлетворяли как Польшу, так и саму Францию.

Письмо генерала Костюшко императору Александру

Вена, 10 июня 1815 года.

«Государь, князь Чарторыйский сообщил мне о всех благодеяниях, которые Ваше императорское и королевское величество приготовляете для польского народа. Никакие слова не могут выразить моей благодарности и удивления; одна лишь забота тревожит меня еще, отравляя мою радость: я уроженец Литвы, Государь, и мне остается жить не долго, а между тем будущее моей родины и многих частей моего отечества покрыто еще мраком неизвестности. Я не забыл тех великодушных обещаний, которые Ваше императорское и королевское величество соблаговолили лично высказать по этому поводу мне и некоторым из моих соотечественников, и я никогда не осмелюсь усомниться в действительности этих священных слов, но мысль, напуганная столь продолжительными несчастьями, жаждет постоянно быть вновь успокоенной.

Повинуясь моему личному чувству, я готов посвятить остаток дней моих службе Вашего императорского и королевского величества. Однако, государь, будьте моим руководителем в этом решительном для меня шаге и соблаговолите своим благосклонным ответом известить меня, одобряете ли Вы мое решение; это слово с Вашей стороны осуществит единственное теперь желание мое, и я могу тогда сойти в могилу с утешительным убеждением, что все Ваши польские подданные будут пользоваться Вашими благодеяниями. Подобная уверенность, сознаюсь, чрезвычайно увеличила бы мои силы и мою энергию к делу. Я не осмелюсь никогда, Государь, торопить выполнение Ваших великих предначертаний. Я свято буду хранить эти мысли в тайне и лишь с именного разрешения Вашего Величества воспользуюсь этой священной тайной.

Тут я буду ожидать Ваших повелений в ответ на мою покорнейшую просьбу; она будет вместе с тем единственной и последней просьбою, которую я осмеливаюсь еще повергнуть к стопам Вашего Императорского и Королевского Величества с таким непоколебимым доверием, которое может сравняться лишь с великодушием и несравненной добротой Вашего Величества.

Подписано Костюшко».

Письмо генерала Костюшко князю Адаму Чарторыйскому

Вена, 13 июня, 1815 года.

«Мой любезный князь. Я очень ценю вашу дружбу, потому что ваш образ мыслей во многом сходен с моим. Вы, без сомнения, не сомневаетесь, что моя первая забота состоит в дельном служении отечеству. Неполучение ответа императора на мое последнее письмо из Вены, препятствует мне быть полезным отечеству. Я не намерен действовать, оставаясь в неизвестности относительно страны и руководствуясь только надеждами. Интересы отечества я соединил с царскими; разделять их я не вижу смысла. Будучи ограниченным в своих возможностях, я посвятил свою жизнь службе отечеству не для того, чтобы увидеть его низведенным до той малой части территории, которую высокопарно назвали Царством Польским.

Воздадим благодарность и сохраним нашу признательность императору за воскресение уже потерянного польского имени; однако не только имя составляет народ, но территория с народонаселением. Чем я еще могу аргументировать, кроме наших желаний и гарантированных обещаний, данных императором мне и многим другим относительно возвращения нашего отечества до Двины и Днепра, что, восстановив определенное соотношение сил и числа, могло бы способствовать установлению между нами и русскими взаимного уважения и постоянной дружбы. Пользуясь либеральной и совершенно отдельной конституцией, как мы о том часто мечтали, поляки были бы счастливы находиться с русскими под скипетром такого великого монарха.