Мемуары Муми-папы

Он приветливо помахал ушами и опять растворился в сумерках. Скоро вновь раздался стук молотка. Я пошёл домой, в голове моей роились мысли, которым я, к сожалению, не мог найти применения, а думать о собственной персоне мне впервые в жизни не доставляло никакого удовольствия. Я погрузился в тяжкое уныние, которое и в будущем порой овладевало мной, когда кто-то достигал бо́льших успехов, чем я сам.

Но в каком-то смысле это новое чувство показалось мне очень интересным, и я подозревал, что оно всё-таки связано с моей одарённостью. Я заметил, что, позволяя себе погрузиться достаточно глубоко в кромешную мглу, вздыхать и смотреть неподвижным взглядом на море, я испытываю почти что удовольствие. Мне было бесконечно жаль себя. Захватывающее чувство!

Предаваясь ему, я начал рассеянно кое-что перестраивать в рубке при помощи инструментов Фредриксона и выброшенных на сушу досок. Мне показалось, что мой дом слишком низкий.

Эта печальная, столь важная для моего развития неделя тянулась медленно. Я стучал молотком, размышлял, пилил, снова размышлял, и ни разу за это время не раздалось знакомого «клац» (ну вы знаете).

В четверг вышла полная луна. Ночь была совершенно беззвучная. Даже подданные Самодержца устали кричать «ура!» и пускать фейерверки. Я доделал лестницу на второй этаж и сидел у окна, подперев морду лапами. Тишина стояла такая, что слышно было, как мохнатые ночные бражники чистят свои крылышки.

И тогда внизу, на берегу, я увидел маленькое белое существо. С первого взгляда мне показалось, что это хаттифнат. Но когда существо, скользя, приблизилось, шерстинки у меня на загривке зашевелились. Существо было прозрачное. Сквозь него я отчётливо видел камни, к тому же оно не отбрасывало тени! А если добавить, что оно было завёрнуто в нечто похожее на тонкую белую тюлевую занавеску, то любой догадается, что это было привидение!

Я вскочил. Заперто ли внизу? А вдруг привидения умеют проходить сквозь двери… Что делать?! Скрипнула входная дверь. По лестнице пробежал холодок и дунул мне в затылок.

Теперь, оглядываясь назад, я всё же не уверен, что по-настоящему испугался, — скорее всего, я просто подумал, что следует быть осторожнее. Поэтому я решительно заполз под кровать и принялся ждать. Вскоре послышался лёгкий скрип на лестнице. Скрип, ещё скрип. Всего там девять ступенек, это я знал, потому что строить лестницу было ужасно трудно (она была винтовая). Я насчитал девять скрипов, потом стало совершенно тихо, и я подумал: сейчас оно стоит за дверью…

Тут Муми-папа остановился и выдержал эффектную паузу.

— Снифф, — сказал он. — Сделай лампу поярче. Представляете, у меня даже лапы вспотели, пока я читал об этой ночи с привидением!

— А? Что? — встрепенулся Снифф, проснувшись.

Муми-папа взглянул на него и сказал:

— Да так, пустяки. Я просто читал свои мемуары.

— Про привидение классно написано, — сказал Муми-тролль. Он лежал, натянув одеяло по самые уши. — Это пусть так и остаётся. А про все эти печальные чувства — немного лишнее. Как-то затянуто получается.

— Затянуто? — оскорблённо воскликнул папа. — Что значит «затянуто»? В мемуарах должны быть печальные чувства. Они есть во всех мемуарах. Я переживал кризис.

— Что? — переспросил Снифф.

— Мне было очень плохо, — сердито объяснил Муми-папа. — Ужасно. Я был так несчастен, что даже почти не заметил, как построил двухэтажный дом!

— А яблоки на яблоне Юксаре были? — спросил Снусмумрик.

— Нет, — отрезал папа.

Он встал и захлопнул тетрадь в клеёнчатой обложке.

— Папа, послушай, привидение просто отличное, — сказал Муми-тролль. — Правда. Нам всем кажется, что про привидение ты написал ужасно увлекательно.

Но папа сошёл вниз и уселся в гостиной. Он не сводил глаз с барометра, который, как и прежде, висел на стене — только теперь вокруг была гостиная, а не рубка. Как там сказал Фредриксон, когда увидел его дом? «Ну и ну, вот это постройка!» Эдаким покровительственным тоном. А остальные даже не заметили, что дом стал выше. Может, и правда стоит подсократить о чувствах? Может, всё это смешно и ничуть не трагично? А что, если вся его книга — смешна?!

— Вот ты где — сидишь тут один, в темноте, — сказала мама, выходя из кухни. Она приготовила несколько вечерних бутербродов.

— Не нравится мне эта глава про юношеский кризис — глупая она какая-то, — сказал папа.

— Ты про начало шестой? — уточнила мама.

Папа что-то буркнул в ответ.

— Это одно из самых сильных мест во всей книге, — сказала Муми-мама. — Рассказ выйдет живее, если ты сохранишь два-три места, где ты не хвастаешься. Дети ещё слишком маленькие, чтобы такое понять. Я и на твою долю намазала бутербродик. Пока.

Мама пошла наверх. Ступеньки поскрипывали так же, как тогда: ровно девять скрипов. Только эта лестница была намного лучше той, прежней…

Папа в темноте съел свой бутерброд. А потом тоже отправился наверх, читать дальше.

В двери появилась узенькая щёлка, в комнату влетел тонкий белый дымок и свернулся калачиком на ковре. Посередине белого калачика моргали два бледных глаза — из своего укрытия под кроватью я видел всё это совершенно отчётливо.