Мемуары Муми-папы

— И правда, привидение, — сказал я сам себе (во всяком случае, смотреть на него было не страшнее, чем слышать его приближающиеся шаги на лестнице).

В комнате похолодало, как это обычно случается в историях про привидения, — из всех углов потянуло холодом, и вдруг привидение чихнуло.

Дорогие читатели, не знаю, что почувствовали бы вы, но я сразу как будто утратил к нему уважение. Я вылез из-под кровати (кстати говоря, привидение меня и так уже заметило) и сказал:

— Будьте здоровы!

— Сам будь здоров, — раздражённо ответило привидение. — Ду́хи лощины стонут в эту мрачную роковую ночь.

— Чем могу быть полезен? — услужливо спросил я.

— В такую роковую ночь, — упрямо бубнило привидение, — забытые кости гремят на морском берегу!

— Чьи кости? — поинтересовался я.

— Забытые кости! — повторило привидение. — Ужас обнажил свой жёлтый оскал, глумясь над заклятым островом. Остерегайся, о смертный, ибо я вернусь ровно в полночь в пятницу, тринадцатого!

Привидение выпрямилось и, глядя на меня страшными глазами, проплыло к полуоткрытой двери. С громким стуком ударившись затылком о притолоку, оно вскрикнуло: «Ой, мамочки!» — слетело вниз по лестнице и, выбравшись на лунный свет, издало трёхкратный вой, как гиена. Но меня уже трудно было чем-либо удивить.

Привидение рассеялось и лёгким клочком тумана уплыло вдаль над морем. И тут я расхохотался. Вот и сюрприз для моих друзей! Теперь я тоже, как самый настоящий колонист, смогу совершить что-то потрясающее и немного страшное, такое, на что никто другой не отважится!

Незадолго до полуночи в пятницу, тринадцатого числа, я пригласил моих колонистов на пляж под ходовой рубкой, которая стала моим домом. Был чудесный спокойный вечер. Я накрыл на песке лёгкий ужин — суп, хрустящие хлебцы и яблочное вино Самодержца (которое все желающие могли наливать себе из больших бочек, расставленных на каждой развилке). Посуду я покрасил чёрной велосипедной эмалью и украсил скрещёнными белыми костями.

— Я мог бы дать тебе немного красной краски, — сказал Шуссель. — Или жёлтой и синей. Прости, но тебе не кажется, что так было бы уютнее?

— Уют здесь неуместен, — сдержанно ответил я. — Этой ночью тут будут твориться неописуемо страшные вещи. Готовьтесь к худшему.

— Хм, на вкус почти как уха. Это плотва? — спросил Юксаре.

— Морковь, — коротко сказал я. — Ты ешь, ешь! Наверное, ты думаешь, что в привидениях нет ничего особенного?!

— О, вот как. Нас ждут истории про привидения? — сказал Юксаре.

— Я люблю истории про привидения! — воскликнула дочь Мюмлы. — По вечерам мама всегда рассказывала нам страшные истории, чтобы нас как следует запугать. Рассказывала и рассказывала, пока ей самой не становилось до того страшно, что мы потом полночи её успокаивали. Но ещё хуже — мой дядя. Однажды…

— Это не шутки! — сердито перебил я её. — Страшные истории, подумаешь… Отсохни мой хвост! Я покажу вам привидение! Настоящее! Я изобрету его, я его наколдую! Ну, что вы на это скажете?! — И я с торжествующим видом посмотрел на них.

Дочь Мюмлы захлопала в ладоши, у Шусселя же на глазах выступили слёзы, и он прошептал:

— Не надо! Прошу тебя, не надо!

— Ради тебя я вызову очень маленькое привидение, — сжалился я.

Юксаре перестал жевать и уставился на меня в изумлении — или, скажем прямо, в восхищении! Я достиг своей цели, я спас лицо и честь! Но, дорогие читатели, вообразите себе, с каким волнением я ожидал наступления полуночи. А вдруг привидение не вернётся? Вдруг оно окажется недостаточно ужасным? Вдруг начнёт чихать, молоть чепуху и всё испортит?

Одна из главных моих отличительных черт — стремление любой ценой произвести впечатление на окружающих: пробудить в них восхищение, сострадание, ужас или любого рода заинтересованность. Полагаю, что причиной тому — моё несчастливое детство.

Короче говоря, когда стрелки часов приблизились к двенадцати, я залез на скалу, обратил взор к луне, произвёл несколько магических жестов и издал вой, леденящий душу и пробирающий до мозга костей. Другими словами, я вызвал привидение.

Колонисты замерли, зачарованные, взволнованные и полные предвкушений, и лишь в бездонно-ясном, придирчивом взгляде Юксаре сквозило лёгкое недоверие. Я и по сей день чувствую глубокое удовлетворение от того, что смог поразить самого Юксаре. Ибо привидение явилось. Оно пришло, прозрачное и не отбрасывающее тени, и тут же завело свою историю о забытых костях и ду́хах лощины.

Шуссель заорал и спрятал голову в песок. Мюмлина же дочь, недолго думая, подошла ближе, протянула руку и сказала:

— Здравствуйте! Приятно познакомиться с настоящим привидением. Хотите супа?

Никогда не знаешь, что выкинут эти мюмлы!

Разумеется, моё привидение оскорбилось. Оно потеряло всякое самообладание, съёжилось и сморщилось. И когда оно, бедненькое, исчезло, поднявшись в воздух тонкой струйкой дыма, Юксаре расхохотался, и привидение, конечно, это услышало. Короче, ночь была испорчена.