Мемуары Муми-папы

Фредриксон до самого рассвета рассказывал про разные пугалки и чертил на песке, как они устроены. Эти детские забавы явно доставляли ему огромное удовольствие.

Утром он вернулся в Парк Сюрпризов, а мы приняли моё привидение в Королевскую вольную колонию, присвоив ему почётное звание Кошмар Острова Ужасов.

— Послушай, привидение, — сказал я. — Хочешь жить у меня? Я немного одинок. Я, конечно, не робкого десятка, но ночами иногда бывает жутковато…

— Клянусь всеми гончими ада… — начало привидение и оскорблённо побледнело. Потом успокоилось и сказало: — Почему бы и нет, очень мило с твоей стороны.

Я постелил ему в коробке из-под сахара, которую покрасил в чёрный цвет и для особого уюта нарисовал на ней черепушки со скрещёнными костями. На обеденной миске я написал «ЯД» (к превеликому удовольствию Шусселя).

— Уютненько, — сказало привидение. — А ничего, если ближе к полуночи я буду немного греметь? Привычка, сам понимаешь.

— Греми на здоровье, — разрешил я. — Но не дольше пяти минут, и смотри не сломай мой трамвайчик из пенки. Это очень ценная вещь.

— Ладно, пять минут, — согласилось привидение. — Но за ночь летнего солнцестояния не ручаюсь.

Глава седьмая, где я описываю, как нашим взорам горделиво предстал преображённый «Морзкой оркестор», как он совершил пробный спуск в пучину вод и какие приключения сопровождали это событие

вот пришла и так же быстро ушла пора летнего солнцестояния (когда, кстати говоря, у Мюмлы родилась ещё одна дочка, которую назвали Мю, что означает «меньше-не-бывает»), цветы распустились и стали яблоками или ещё чем-нибудь вкусным и были съедены, и меня, уж сам не знаю как, затянуло в опасную трясину повседневности, вплоть до того, что я посадил бархатные розы на капитанском мостике моей рубки и начал играть в пуговицы с Шусселем и Самодержцем.

Ничего не происходило. Привидение сидело в углу у печи и вязало тёплые воротнички и носки — самое успокоительное занятие для привидений с расшатанными нервами. Поначалу оно действительно очень ловко пугало подданных Самодержца и очень радовалось, но вскоре забросило это дело, заметив, что подданным нравится, когда их пугают.

Дочь Мюмлы врала всё отчаянней, и всякий раз ей удавалось меня провести. Однажды она выдумала, что дронт Эдвард случайно раздавил Самодержца! К сожалению, я всегда верю тому, что мне говорят, и поэтому очень обижаюсь, узнав, что меня провели или же повеселились за мой счёт. Если я сам кое-где преувеличиваю, то делаю это искренне!

Дронт Эдвард иногда навещал нас и по старой привычке бранился, стоя в прибрежных волнах. Юксаре бранился в ответ, а в остальное время только ел, спал, загорал, хохотал с Мюмлой и лазил по деревьям, и я ни разу не заставал его ни за какими другими занятиями. Поначалу он ещё лазил через каменные изгороди, но вскоре ему надоело, потому что выяснилось, что это не запрещено. Юксаре утверждал, что чрезвычайно доволен своей жизнью.

Иногда я видел, как мимо проплывают хаттифнаты, и потом до самого вечера предавался меланхолии.

Всё это время во мне росло беспокойство и подталкивало меня к тому, чтобы, так сказать, вырваться из опостылевшей благополучной и вялой жизни.

И вот наконец это свершилось.

У двери рубки собственной персоной стоял Фредриксон в капитанской фуражке. Только теперь на ней красовались два позолоченных крылышка!

Я сбежал по лестнице и закричал:

— Фредриксон! Привет! Ты заставил его полететь?

Фредриксон помахал ушами и кивнул.

— Ты кому-нибудь об этом рассказывал? — с колотящимся сердцем спросил я.

Он помотал головой. И в этот миг я снова стал искателем приключений, жажда жизни вернулась ко мне, я сделался взрослым, красивым и сильным! Подумать только, Фредриксон мне первому рассказал о том, что его изобретение готово! Самодержец и тот ещё об этом не знает.

— Скорей! Скорей! — кричал я. — Собираем вещи! Я раздам своё имущество — бархатные розы и дом! О Фредриксон, я лопаюсь от нетерпения и новых идей!

— Это хорошо, — сказал Фредриксон. — Но сперва будет церемония открытия и пробный полёт. Мы не можем лишить Короля праздника.

Пробный полёт должен был состояться в тот же вечер. Преображённый корабль стоял на возвышении перед троном, укрытый красной тканью.

— Чёрная была бы наряднее, — заметило моё привидение, яростно стуча спицами. — Или серая, как полуночный туман. Цвет ужаса, сами знаете.

— Свят-свят! — воскликнула Мюмла, которая привела на церемонию всех своих детей. — Привет, дорогая! Ты уже видела своих самых младших братьев и сестёр?

— Мама, ты опять нарожала новых детей? — спросила дочь Мюмлы. — Скажи им, что их старшая сестра — принцесса Королевской вольной колонии и полетит вокруг Луны на летающем корабле!

Вытаращив глаза, младшие братья и сёстры стали кланяться и делать книксены.

Фредриксон то и дело залезал под красную ткань, чтобы проверить, всё ли в порядке.