— Потехи ради! — ответила дочь Мимлы и снова разревелась. — Мне не знаю как скучно!
— Захватим её с собой и пойдём на этот их праздник, — предложил Супротивка.
— А если Мимла рассердится? — возразил я.
— Да нет же! — восхищённо воскликнула дочь Мимлы. — Мама любит иностранцев! Вдобавок она наверняка позабыла, какая я невозможная. Она всё забывает!
Крошка Мимла скинула с себя шерстяной платок и выбежала из домика.
— Поторопитесь! — крикнула она. — Король наверняка давно уже пустил в ход свои сюрпризы!
— Король! — воскликнул я, и у меня захолонуло на сердце. — Настоящий Король?!
— А что тут удивительного? — спросила дочь Мимлы. — Самый что ни на есть настоящий! Самодержец, самый великий Король на свете! А сегодня у него день рождения, ему стукнуло сто!
— Похож на меня? — прошептал я.
— Нет, вовсе нет! — удивлённо возразила дочь Мимлы. — С какой стати ему походить на тебя?
Я пробормотал что-то невразумительное и покраснел. Разумеется, это была незрелая идея. Но всё же… Помыслить-то о таком во всяком случае не возбраняется… Я ощущал в себе что-то этакое королевское. Ну да ладно. Так или иначе я получу возможность увидеть Самодержца и, быть может, даже побеседовать с ним!
В Королях есть нечто совершенно особенное, нечто достойное, возвышенное, неприступное. Вообще-то я никем не склонен восхищаться (разве что Фредриксоном). Но Королём можно восхищаться и не чувствовать себя при этом ничтожеством. Это чудесное ощущение.
Тем временем дочь Мимлы бежала всё дальше и дальше по холмам, перескакивая через булыжные стены.
— Послушай, — сказал Супротивка. — Для чего вы понастроили столько стен? Запирать в них кого-нибудь или, наоборот, отгораживаться?
— Фу-ты ну-ты, да ни для чего, — отвечала дочь Мимлы. — Просто верноподданным приятно строить стены, ведь тогда можно захватить с собой еду и выбраться на лоно природы… Мой дядя построил семнадцать километров! Вы бы удивились, если бы увидели моего дядю, — без умолку тараторила дочь Мимлы. — Он учит все буквы и все слова спереди назад и сзади наперёд и ходит вокруг них, пока не уверится, где они оказались. Если слова очень длинные и сложные, он может заниматься ими часами!
— Например, гарголозимдонтолог, — сказал Супротивка.
— Или антифилифренпотребление, — сказал я.
— О! — воскликнула дочь Мимлы. — Уж если они такие длиннющие, он становится лагерем возле них. Ночью он закутывается в свою длинную рыжую бороду. Полбороды служит одеялом, полбороды матрацем.
Днём у него в бороде живут две маленькие белые мышки, и им не приходится платить никакой квартплаты, такие они милые!
— Прошу прощенья, но мне кажется, она снова говорит неправду, — сказал Зверок-Шнырок.
— Мои братья и сёстры тоже так думают, — сказала дочь Мимлы. — У меня их не то четырнадцать, не то пятнадцать, и каждый думает так. Я самая старшая и самая умная. Ну вот мы и пришли. Скажите маме, что это вы заманили меня пойти с вами.
— А как она выглядит? — спросил Супротивка.
— Она круглая, — отвечала дочь Мимлы. — У неё все круглое. И внутри, наверное, тоже.
Мы остановились перед высоченной стеной с проходом, увенчанным гирляндами. Наверху висела афиша с текстом:
— А что может произойти? — спросил Скалотяп.
— Все что угодно, — ответила дочь Мимлы. — Это-то и есть самое интересное.
Мы вошли в Сад. Он был запущенный, заросший на какой-то бесшабашный, развесёлый манер.
— Прошу прощенья, здесь водятся дикие звери? — спросил Зверок-Шнырок.
— Хуже того, — прошептала дочь Мимлы. — Пятьсот процентов гостей просто-напросто пропадают бесследно! Об этом умалчивают. Ну, теперь я удираю. Привет!
Мы осторожно двинулись дальше. Дорога пролегала в густом кустарнике — длинном зелёном тоннеле из листвы, полном таинственного полумрака…
— Стой! — крикнул Фредриксон, навострив уши.
Дорогу пересекала пропасть! А внизу (нет, страшно сказать) затаилось что-то мохнатое с неподвижным взглядом, с длинными дрожащими лапами — гигантский паук!
— Чу! Сейчас посмотрим, злой он или нет, — прошептал Супротивка и сбросил вниз маленький камешек. Паук замахал лапами наподобие ветряной мельницы, повертел глазами направо и налево (ибо они были на стебельках).
— Искусственный, — заинтересованно сказал Фредриксон. — Ноги из стальных пружинок. Работа на совесть.
— Прошу прощенья, мне кажется, это дурная шутка, — сказал Зверок-Шнырок. — Вполне достаточно бояться уже того, что в самом деле опасно.
— Иностранцы, чего с них взять, — пояснил Фредриксон, пожимая плечами.
Я был глубоко потрясён, и не столько пауком Самодержца, сколько другими вещами, Королю не подобающими.
На следующем повороте дороги висела афиша, большими весёлыми буквами извещавшая: