Мемуары Муми-папы

С противоречивыми чувствами взял я стакан и возвёл глаза на трон Самодержца. Вот он сидит предо мной во всей своей морщинистой красе и совсем не такой, как я. Не могу изъяснить, что я испытал — разочарование или облегчение. Возвести глаза на трон это целое событие, торжественное и важное. У каждого тролля должно быть что-нибудь такое, на что надо смотреть снизу вверх (и, разумеется, сверху вниз), что-нибудь этакое, внушающее почтение и благородные чувства. А то, что я увидел, был Король с короной набекрень и цветами за ушами. Король, который хлопал себя по коленкам и притопывал в такт музыке, аж трон подскакивал! Под троном у него был ревун[3], и он то и дело пускал его в ход, когда хотел чокнуться с кем-нибудь из своих верноподданных. Не скрою, я был ужасно смущён и удручён.

Но вот ревун проревел и смолк, и Фредриксон сказал:

— Имеем честь поздравить. С первым столетием.

Я взял хвост на караул и ненатуральным голосом сказал:

— Ваше Величество Самодержец, дозвольте беглецу с дальних берегов принести вам пожелание счастья. Эту минуту я запомню надолго!

Король удивлённо посмотрел на меня и хихикнул.

— Ваше здоровье! — сказал он. — Вы промокли? Что сказал бык? Только, ради бога, не уверяйте меня, будто никто из вас не провалился в бочку с сиропом. О, как славно быть королём!

Король устал от нас и реванул ревуном.

— Эй, верные мои люди! — вскричал он. — Остановите кто-нибудь эту карусель. Все — сюда! Начинаем раздачу призов!

Карусель и качели остановились, прибежали все те, кто нашёл яйца.

— Семьсот первый! — крикнул король. — Кто нашёл семьсот первый?

— Я, — сказал Фредриксон.

— Извольте! Пользуйтесь на здоровье, — сказал Самодержец и протянул ему чрезвычайно красивый лобзик, именно такой, о каком Фредриксон давно мечтал. Затем стали выкликать другие выигравшие номера; верноподданные длинной вереницей выстроились перед троном, смеялись и болтали. Всяк сверчок и зверок что-нибудь да выиграл.

Супротивка и Зверок-Шнырок сложили свои призы рядком перед собой и налегли на них, ибо призы состояли главным образом из шоколадных драже, марципанов в виде хемулей и роз из сахарной ваты. А Фредриксон держал на коленях целую кучу полезных, но неинтересных вещей, главным образом инструменты.

Наконец Самодержец взошёл на трон и крикнул:

— Дорогой мой народ! Дорогие мои придурковатые, сварливые и неразумные верноподданные! Вы получили как раз то, что вам лучше всего подходит, и большего не заслуживаете. Руководствуясь своею столетней мудростью, мы прятали яйца в тайниках трёх родов. В тайники первого рода попадают, когда тыркаются без толку во все стороны или слишком ленивы, чтобы искать, и в этом случае призы съедобны. Тайники второго рода находят, когда ищут спокойно, методично и рассудительно. Такие призы на что-нибудь да годятся. Зато в тайники третьего рода можно попасть, лишь обладая воображением. Такие призы вовсе ни на что не годятся. Слушайте же, вы, неисправимые дорогие придурковатые верноподданные. Кто искал яйца в самых фантастических тайниках? Под камнями, в ручьях, на верхушках деревьев, в бутонах цветов, у себя в карманах или в муравейниках? Кто нашёл яйца под номерами шестьдесят семь, четырнадцать, восемьсот девяносто, девятьсот девяносто девять, двести двадцать три и двадцать семь?

— Я! — крикнул я с такой силой, что аж подскочил на месте и тут же сконфузился.

А вслед за мною кто-то ещё, уже не так громко, выкликнул:

— Девятьсот девяносто девятый!

— Выступи вперёд, бедняга тролль, — сказал Самодержец. — Вот тебе ни на что не пригодное вознаграждение для мечтателя. Нравится оно тебе?

— Страшно нравится, Ваше Величество, — выдохнул я из себя и впился глазами в приз.

Двадцать седьмой был, бесспорно, наилучший — украшение для гостиной, пенковый трамвайчик на коралловой подставке. На передней площадке прицепного вагона можно было хранить английские булавки. Шестьдесят седьмой номер была инкрустированная гранатами мутовка для сбивания шампанского. Ещё я выиграл акулий зуб, законсервированное колечко дыма и разукрашенную ручку к шарманке. Можете себе представить, как я был счастлив?!

И можете ли вы понять, дорогие читатели: я почти простил Самодержцу, что он вёл себя так не по-королевски, более того — он вдруг предстал в моих глазах настоящим славным Королём.

— А что мне? — крикнула дочь Мимлы (нечего и удивляться, что это она нашла приз девятьсот девяносто девятый).

— Крошка Мимла, — серьёзно сказал Король. — Ты должна поцеловать Нас в нос.

Дочь Мимлы взобралась на колени к Самодержцу и поцеловала его в его старый самодержавный нос, меж тем как все прочие кричали ура и поедали свои призы.

Это был Праздник Сада с размахом. С наступлением сумерек повсюду в Парке Сюрпризов засветились разноцветные фонари, начались танцы, затеялись веселые потасовки. Самодержец раздавал воздушные шары, открывал большущие бочки с сидром, повсюду горели бивачные костры, на которых варили суп и жарили колбасу.

Прохаживаясь между гостей, я заметил большую мимлу, которая, казалось, состояла всецело из округлостей. Я приблизился к ней, отвесил поклон и сказал: