Мемуары Муми-папы

— А разукрашенная ручка к шарманке! — воскликнул Снифф.

— Н-да, — сказал Муми-папа. — Если б только я знал, когда у тебя день рождения. Да только твой папа всё время пропадал неизвестно где с календарём.

— А как же мои именины! — умолял Снифф.

— Ладно, будет тебе на именины подарок, но пока это покрыто тайной, — сказал Муми-папа. — А теперь тихо, читаю дальше.

Глава шестая, в которой я основываю колонию и переживаю кризис, а также вызываю привидение на острове Кошмаров

Вовек не забыть мне то утро, когда Фредриксон получил срочную телеграмму. Началось оно мирно и чудесно. Мы сидели и пили кофе в штурманской рубке «Марского аркестра».

— Я тоже хочу кофе, — сказал Скалотяп, пуская пузыри в стакане с молоком.

— Ты ещё слишком маленький, — ласково объяснил ему Фредриксон. — Между прочим, ты отправляешься домой к своей маме. Через полчаса на пакетботе.

— Вот как, — спокойно сказал Скалотяп, продолжая пускать пузыри.

— А я останусь с вами! — воскликнула дочь Мимлы. — До тех пор, пока не вырасту. Слушай, Фредриксон, ты не можешь изобрести что-нибудь такое, чтобы мимлы вырастали ужасно большими?

— Да они и маленькие хороши, — сказал я.

— Мама тоже так думает, — согласилась Мимла. — А вы знаете, что я родилась в ракушке и была не больше водяной блохи, когда мама нашла меня в своем аквариуме?

— Ты опять говоришь неправду, — сказал я. — Мне доподлинно известно, что всякий зарождается внутри своей мамы, совсем как семечко в яблоке! И мимл не полагается держать на борту, это навлекает беду!

— Глупости, — беспечно ответила Мимла и опрокинула в себя ещё кофе.

Мы привязали к хвосту Скалотяпа записку с адресом и поцеловали его в мордашку. Он никого не укусил за нос, и это делает ему честь.

— Кланяйся маме, — сказал Фредриксон. — Да смотри не разбей пакетбот.

— Ладно, — обещал счастливый Скалотяп и тронулся в путь в сопровождении дочери Мимлы, которая обещала позаботиться о том, чтобы он чин чином взошёл на борт пакетбота.

Тем часом Фредриксон развернул карту мира на столе в штурманской рубке. Но тут в дверь постучали и раздался громовой возглас:

— Телеграмма! Телеграмма-молния Фредриксону!

Перед дверью стоял большой хемуль из Сада Самодержца. Фредриксон с непоколебимым самообладанием надел свою капитанскую фуражку и с серьёзной миной прочёл телеграмму. В ней значилось:

НАШЕГО СВЕДЕНИЯ ДОШЛО ФРЕДРИКСОН ИЗОБРЕТАТЕЛЬ МИЛОСТЬЮ БОЖЬЕЙ ТЧК НАША МИЛОСТЬ ЖЕЛАЕТ ПОСТАВИТЬ ВАШ ТАЛАНТ НАШУ ВЫСОЧАЙШУЮ СЛУЖБУ ВСКЛИЦ ЗНАК ОТВЕТ СПЕШНО ТЧК

— Прошу прощения, он не очень-то в ладах с правописанием, этот король, — сказал Зверок-Шнырок, учившийся грамоте по своей кофейной банке (Maxwell House High Grade Coffee One Pound и так далее) — пока банка была ещё синяя и не заляпана красной краской.

В телеграммах никогда не ставят ни точек, ни запятых, — пояснил Фредриксон. — Чтобы покороче было. С телеграммой всё в порядке.

Он достал из-за нактоуза щётку для волос, сел и принялся чистить свои уши так, что аж клочья полетели по всей штурманской рубке.

— Можно, я проставлю все большие буквы в твоей чудесной телеграмме? — спросил Зверок-Шнырок.

Но Фредриксон не слушал. Он что-то пробормотал и перешёл к чистке штанов.

— Послушай, — осторожно сказал я. — Если ты начнёшь изобретать разные штуки для Самодержца, мы не сможем продолжить путешествие?

Фредриксон издал какой-то невразумительный звук.

— А на открытия уходит уйма времени, не так ли? — продолжал я.

И поскольку Фредриксон не отвечал, я в полном отчаянии воскликнул:

— Но как можно стать искателем приключений, когда живёшь на одном месте?! Ведь ты же хочешь быть искателем приключений, так ведь?

На что Фредриксон ответил:

— Нет. Я хочу быть изобретателем. Я хочу изобрести летающую лодку.

— А как же я? — спросил я.

— Можешь основать колонию вместе с другими, — дружелюбно ответил Фредриксон и исчез.

В тот же день после обеда Фредриксон перебрался в Парк Сюрпризов, прихватив с собой и «Марской аркестр». Одна только штурманская рубка осталась одиноко стоять на берегу. Королевская гвардия вкатила судно на поле увеселений, окружила всё строжайшей секретностью и ещё восемью булыжными стенами — их с великим воодушевлением построили верноподданные.