Мемуары наполеоновского гренадера

Дорога в этом месте очень широка и окаймлена с обеих сторон огромными берёзами.[47] По ней удобно было следовать людям и повозкам, но к вечеру она вся была покрыта павшими лошадьми, и чем дальше мы продвигались, тем гуще она была усеяна повозками, издыхающими лошадьми, и даже целыми упряжками, изнемогшими от усталости. Люди, которые не могли идти дальше, останавливались и располагались на бивуаках под большими деревьями. Потому что, как они сами говорили, тут под рукой у них есть топливо для костров, на что пригодятся сломанные повозки, а для еды – мясо павших лошадей, и вряд ли все это можно будет найти, идя дальше.

Я уже долго шёл один в этой толпе, стараясь добраться до места ночёвки. Дорога стала ещё хуже – подтаявший снег замёрз, дорога покрылась льдом, и я постоянно падал. А потом наступила ночь.

Яростно подул северный ветер. Я потерял из виду своих товарищей, такие же потерявшиеся солдаты из других полков, с трудом, изо всех сил старались догнать колонну. Те, к кому я обращался, не отвечали, у них не хватало сил. Другие падали, чтобы уже не встать. Скоро я очутился совершенно один, только с трупами вдоль дороги, обозначавшими путь. Исчезли высокие деревья окаймлявшие дорогу, было около 7 часов утра. Усилившийся снегопад ослеплял меня, я просто не мог ничего рассмотреть, а неистовый ветер уже смел все следы, оставленные колонной.

До сих пор я носил свою медвежью шкуру мехом наружу. Но, предвидя суровую ночь, я надел её мехом внутрь, ей я обязан тем, что мне посчастливилось в эту бедственную ночь выдержать 22-х градусный мороз. Приладив медвежью шкуру на правом плече, с той стороны, откуда дул северный ветер, я смог идти в течение целого часа. За это время я, однако, прошёл не больше четверти лье, часто меня захватывала снежная вьюга, я поневоле поворачивался и шёл обратно, и только по трупам людей и лошадей да по обломкам повозок я определял, что повернул назад, поэтому мне приходилось останавливаться и заново выбирать, куда идти.

Временами показывалась луна, или слабое северное сияние, какое часто бывает на севере. В те моменты, когда свет луны не затемнялся чёрными тучами, мчавшимися со страшной скоростью, я получал возможность осмотреться. Я видел на горизонте большой лес, через который надо было пройти, чтобы выйти к берегам Березины, поскольку это была территория Литвы. По моим расчётам до этого леса было не менее лье.

К несчастью, меня начал одолевать сон, а в таком случае сон – это предвестник смерти. Силы мои были полностью исчерпаны, ноги оказывались повиноваться. Я уже падал, задремав несколько раз и, если бы не холод, я бы погиб.

Место, где я находился, было усеяно людьми и лошадьми, заграждавшими мне дорогу и мешавшими просто плестись, поскольку я уже не имел сил поднимать ноги. Каждый раз, когда я падал, мне казалось, что это дело рук одного из несчастных, валявшихся на снегу. Часто случалось, что люди, хватали за ноги проходивших мимо, умоляя их о помощи, и иногда те, что наклонялись, чтобы помочь товарищам, сами падали, чтобы уже не подняться.

Минут десять я шёл наобум, не придерживаясь никакого определённого направления. Я шёл, шатаясь как пьяный, колени мои подгибались. Словом, я чувствовал близость моего последнего часа. Вдруг, споткнувшись о саблю лежавшего на земле кавалериста, я рухнул во весь рост, ударившись подбородком о приклад ружья. Немного придя в себя, и встав на колени, я поднял ружье, но вдруг, заметив, что изо рта у меня идёт кровь, в ужасе вскрикнул и вскочил, дрожа от холода и страха. Мой крик был услышан одним несчастным, валявшимся в нескольких шагах, слабый, жалобный голос умолял меня о помощи, – меня, который сам в ней так нуждался.

– Остановитесь! Помогите!

Затем все стихло. Я лежал, прислушивался и старался разглядеть умолявшего. Но ничего не услышав, я уже начал думать, что ослышался. Чтобы убедиться в этом, я громко закричал:

– Где же вы?

Эхо повторило дважды:

– Где же вы?

Тогда я подумал про себя: «Будь у меня товарищ, мы могли бы идти до утра, поддерживая друг друга!»

Снова раздался тот же голос, печальнее и слабее:

– Помогите нам! Сюда!

Опять показалась луна и, шагах в десяти, я увидел двух людей: один лежал, другой сидел рядом. С большим трудом я преодолел ров, наполненный снегом, и подошёл к ним. Я заговорил с тем человеком, который сидел, он захохотал как безумный и проговорил:

– Друг мой – смотрите, не забудьте же! – и опять рассмеялся.

Я понял, что это предсмертный смех. Другой ещё был жив, и слегка повернув голову, промолвил последние слова:

– Спасите моего дядю, помогите ему – я умираю!