Мемуары наполеоновского гренадера

Я спросил, какого он полка, но ответа не дождался. Тогда, найдя его голову, я положил кусочек обледенелой крови ему в рот. Тот, что лежал с ним рядом, был холоден и твёрд, как мрамор. Я попробовал вытащить его из повозки, чтобы занять его место, дождаться утра и двигаться дальше с теми, которые, по-прежнему шли позади, но безрезультатно. Видя, что другому раненому жить осталось недолго, я прикрыл его двумя шинелями покойника, и осмотрел повозку, в поисках чего-нибудь нужного. Не найдя ничего, я снова обратился к раненому, но ответа не было. Я провёл рукой по его лицу – оно уже застыло и во рту ещё торчал кусочек льда. Его жизнь и страдания закончились.

Я собрался уходить, но захотел ещё раз взглянуть на мёртвую женщину, я думал, что это Мари, маркитантка и моя землячка, которую я хорошо знал. Внимательно рассмотрев её при свете луны, я убедился, что это не она.

И вот я взял ружье под мышку, как охотник, две сумки – одну из красного сафьяна, другую из серого холста, найденную мной чуть раньше, положил себе в рот кусочек обледенелой крови и, засунув руки в карманы, пустился в путь. Было уже часов девять, снег прекратился, ветер дул уже с меньшей силой, и мороз немного ослаб. Я продолжал двигаться к лесу.

Через полчаса луна снова исчезла. Хуже этого со мной ничего не могло случиться. Я остановился на минуту и, опершись на ружье, топал ногами, чтобы не замёрзнуть, ждал, пока не вернётся свет. Но мои ожидания оказались напрасны – луна больше не появлялась.

Между тем, когда глаза мои привыкли к темноте, и я смог двигаться дальше, я увидел вдруг, что иду уже не по той дороге. Инстинктивно стараясь уклониться от северного ветра, я повернулся к нему спиной. В этом я убедился, не встречая больше на пути никаких обломков и следов прохождения армии.

Не знаю, сколько времени я шёл в этом направлении, когда я заметил, правда, уже слишком поздно, что вышел на самый край оврага. Я катился вниз примерно сорок пье, хотя моё падение несколько замедляли кусты. Думая, что всё кончено, я закрыл глаза и предал себя воле Божьей. Достигнув дна, я некоторое время был ошеломлён, но так как уже ничто меня больше не удивляло после всего испытанного, то я быстро пришёл в себя. Потом я решил поискать своё ружье, но передумал и оставил это дело до рассвета. Я вытащил саблю из ножен и побрёл вперёд, ощупывая путь. Рядом с местом своего приземления я обнаружил зарядный ящик и двух мёртвых лошадей. Под ногами чувствовалось тепло. Нагнувшись, я понял, что стою на месте не совсем потухшего костра. Тотчас же я лёг и засунул руки в тёплую золу. К своей великой радости, я нашёл несколько тлеющих угольков, которые можно было бы раздуть и развести костёр. Но где найти дров для поддержания огня? Я не решался отойти от него – этот огонь должен был спасти мне жизнь, а за то время, пока я искал дрова, он бы погас. Тогда я оторвал кусок от своей рубашки, свернул из него фитиль и зажёг. Потом, пошарив вокруг себя, я нашёл несколько кусочков дерева и не без труда заставил гореть. Скоро затрещало пламя, и через пару минут заполыхал большой костёр.

Я мог рассмотреть теперь все вокруг в радиусе нескольких шагов. На одном из зарядных ящиков большими буквами было написано: «Императорская Гвардия, Главный штаб». Сверху красовался орёл. Земля вокруг меня была усеяна касками, киверами, саблями, кирасами, сломанными сундуками, пустыми чемоданами, рваной одеждой, сёдлами, роскошными чепраками и множеством других вещей. Но не успел я осмотреть все, как от мысли, что я нахожусь, вероятно, неподалёку от казацкого бивуака, мной тотчас овладел страх, и я побоялся поддерживать огонь. Если б это были французы, то я бы заметил бивуачные костры. Именно это место, укрытое от ветра, должно было бы выбрано для бивуака. Словом, я не знал, что мне делать, уходить или оставаться.

Пока я предавался этим размышлениям, мой костёр значительно ослаб, но я не решался подложить в него топлива. Тем не менее, желание отогреться и отдохнуть несколько часов преодолело мой страх, я набрал столько топлива, сколько было возможно, и сложил его в кучу рядом с собой. Под себя я подложил несколько чепраков, а потом, завернувшись в свою медвежью шкуру и, прислонившись к повозке, я уселся, чтобы таким образом провести остаток ночи.

Подкладывая топлива в костёр, я нашёл немного конины – достаточно, чтобы утолить мучивший меня голод.

Мясо, хотя бы и испачканное в золе, в данной ситуации для меня было сущим кладом. Со вчерашнего дня я съел всего половину вороны, найденной на дороге, и несколько ложек каши из смеси зёрен овса и ржи, посоленной порохом. Едва моё мясо оттаяло и согрелось, я тут же принялся за еду, совершенно не обращая внимания на прилипшие к ней частички пепла. Во время этой скудной трапезы я поминутно оглядывался, чтобы убедиться, что вокруг все тихо.