Мемуары наполеоновского гренадера

Пошёл сильный град, и дорога моментально покрылась льдом. Если бы, как накануне, со мной рядом не было друзей, я наверняка бы там закончил свой жизненный путь в тот последний день пребывания в России.

С рассветом мы достигли подножия полностью обледеневшей горы. Как же невероятно трудно было на неё карабкаться! Мы держались группами, чтобы помогать и поддерживать друг друга. На этом марше готовности помогать друг другу было больше, чем раньше. Причиной, возможно, была надежда на близкий конец путешествия. Я помню, что, когда кто-нибудь падал, сразу раздавались крики: «Стоп! Там человек упал!» Сержант-майор нашего батальона кричал: «Эй, вы там! Я клянусь, что ни один из вас не пройдёт, пока тем двоим позади, не помогут встать и идти!» Благодаря его твёрдости и настойчивости многие были спасены.

С вершины горы было прекрасно видно, что склон очень крутой, а лёд такой гладкий, что никто не решался спуститься первым. Генерал Роге, некоторые офицеры, и несколько сапёров, которые шли впереди, поскользнулись и скатились вниз. Те, из поднявшихся, у кого ещё были силы, съехали вниз в сидячем положении, отталкиваясь руками, а самые слабые отдали себя на милость Божью, так сказать, – просто покатились как бочки. Я выбрал второй способ и, скорее всего, упал бы в овраг или утонул в снегу, если бы Гранжье, который ехал передо мной, не остановился, чтобы я врезался в него. Он вонзил штык в лёд, чтобы удержаться, а потом потихоньку двинулся дальше, притормаживая штыком. Таким образом, я достиг подножия весь в синяках и с ободранной до крови левой рукой. Генерал приказал остановиться, чтобы убедиться, что все прибыли – перекличка проводилась накануне вечером – к счастью никто не пропал. Все это происходило днём, и теперь мы увидели, что можно было обойти гору с правой стороны. Другие корпуса, которые следовали за нами, тоже без потерь преодолели гору. Этот переход так утомил меня, что я мог идти очень медленно, кроме того, не желая злоупотреблять добротой своих друзей, я попросил их вернуться в строй. Один из солдат нашей роты, однако, остался со мной – пьемонтец, по имени Фалоппа. Я не видел его в течение нескольких дней.

Те, кому посчастливилось сохранить своё здоровье, не отморозить ноги и идти во главе колонны, не был, как я, ежедневным свидетелем всех бедствий, например, страданий больных и раненых. Шедшие впереди не видели тех, кто падал позади них, а мы в арьергарде в течение долгого времени прошли мимо длинной вереницы мёртвых и умирающих солдат и офицеров из всех корпусов. Наши люди гибли ещё и от постоянных атак преследующего нас неприятеля.

Фалоппа чувствовал себя не лучше меня. Мы прошли вместе четверть часа, а потом он повернулся ко мне и сказал:

– А скажите-ка, сержант, если бы тут валялись те маленькие горшки с жиром, которые вы приказали мне выбросить в Испании, вы бы, наверняка, обрадовались, и мы сварили бы прекрасный суп!

Такое замечание он делал уже неоднократно. С ним связана одна довольно забавная история, сейчас я вам её расскажу.

После долгого марша в горах Астурии, нас расквартировали в Сан-Гильоме, маленьком приморском городке в Кастилии. Меня и моё подразделение поселили в правом крыле огромного здания суда.[85] В этой части здания жил всего лишь один пожилой человек. Семьи у него не было. Мы спросили его, можно ли где-нибудь купить масло или жир, чтобы приготовить суп и фасоль. Он ответил, что здесь ни у кого, даже за золото невозможно купить жир. После переклички я поручил Фалоппе готовить обед, а сам вместе с другим солдатом отправился на поиски масла или жира, однако, мы ничего не нашли. Первое, что сообщил нам Фалоппа после нашего возвращения – это то что, старый холостяк – негодяй.

– Почему? – спросил я.

– Посмотрите! – ответил он.

Фалоппа показал мне три горшочка, наполненные прекрасным, похожим на гусиный, жиром. Все воскликнули: «Так этот испанец перед нами нищим притворяется! Вот мошенник!» Наш повар сварил прекрасный суп и фасоль. Только мы уселись, чтобы поесть у огромного камина, похожего на вход в здание, как неожиданно вернулся испанец, закутанный в коричневую мантию и, увидев, что мы обедаем, наверняка был уверен, что мы наслаждаемся своей едой. Я спросил его, почему он не захотел продать нам жир. «Но, сеньор, – ответил он, – у меня просто нет жира. Если бы он был у меня, я с радостью отдал бы его вам без всяких денег!» Тогда Фалоппа достал один из горшочков и показал ему: «А это разве не жир, ты, испанский негодяй?» Увидев этот маленький горшок, испанец изменился в лице и застыл, как громом поражённый Мы заставили его отвечать, и он сказал нам, что это, конечно, жир, но это – «manteca de ladron» (жир преступников). Наш испанец, оказывается – городской палач, и то, что мы нашли и на чем сварили наш суп – это жир казнённых преступников, который он продавал для изготовления разных мазей.