— Верико была очень интересной женщиной. По соседству с нами жила семья ее родного брата, и Верико вместе с Софико часто приходила к ним в гости. Мы вместе играли с Кэти Анджапаридзе, сестрой Софико, и с ней. Потому я всегда относился к Чиаурели, как к двоюродной сестре.
Потом я бывал у них дома. У Михаила Чиаурели была большая коллекция пластинок с операми, которые я слушал. Рубинни, Руффо, Карузо. Все это я впервые услышал у них. Оперу «Паяцы» и вовсе выучил наизусть — от начала и до конца.
Но, конечно, с Верико мы не часто разговаривали. Все-таки она всегда была Верико Анджапаридзе!
Но вот когда я учился на втором курсе театрального института, то со сцены поздравлял ее с 60-летием. Я должен был вскрыть запечатанный свиток, прочитать приветственный текст, который был написан на нем, и потом снова его запечатать. От волнения у меня никак не выходило это сделать — прочесть прочел, а запечатать — не могу.
В конце концов, мне уже из зала стали кричать: «Уходи! За кулисами запечатаешь!»
А я так растерялся, что не знал, что делать. Тогда со своего места поднялась юбилярша и обняла меня.
Нам не довелось, к сожалению, вместе сниматься. Правда, в одном фильме мы, пусть и в разное время, но снялись — в «Покаянии» Тенгиза Абуладзе.
Анджапаридзе появляется там в самом последнем эпизоде и задает знаменитый вопрос о том, ведет ли дорога к храму?
Тенгиз очень хотел снять в этой роли именно Верико. Но стеснялся предложить ей, так как роль была совсем малюсенькая. А когда предложил, она отказалась:
— Мало ли старых актрис в Тбилиси? Почему именно я?
Тогда Абуладзе собрался с духом и сказал, что заплатит ей за эти съемки, как за несколько съемочных дней.
— Вот с этого и надо было начинать, — ответила Верико и согласилась…
Она вообще была не только великой актрисой, но и очень мудрым человеком.