Приветливо помахав ушами, он скрылся в темноте. Вскоре я снова услышал, как он заколачивает гвозди. Всю обратную дорогу меня одолевали никчемные мысли, ни одна из которых не могла стать идеей, и в первый раз мне не доставляло удовольствия думать о самом себе. Я погрузился в состояние глубокой печали, что случалось со мной в жизни и после, когда кто-нибудь делал что-нибудь лучше меня.
Однако я нашел это новое чувство весьма интересным, догадываясь, что, несмотря ни на что, оно свидетельствует о моем таланте. Я заметил: когда я позволяю себе впасть в меланхолию, вздыхать, уставясь в морскую даль, это доставляет мне своего рода удовольствие. Мне было
Пребывая в таком настроении, я с помощью инструментов Фредриксона рассеянно начал кое-что переделывать в навигационной каюте, используя выброшенные на берег обломки реек. Мне казалось, что дом слишком низенький.
Эта печальная, но важная для моего развития неделя миновала. Я забивал гвозди и размышлял, пилил и размышлял, но ни одна гениальная идея не родилась в моей голове.
Ночь на четверг была тихая и светлая. На небе сияла полная луна. Все замерло. Даже подданным Самодержца надоело кричать «ура!» и пускать фейерверки. Я достроил лестницу, ведущую на верхний этаж, и сидел у окна, положив мордочку на лапы. Стояла такая тишина, что слышно было, как мохнатые ночные бабочки чистят свои крылышки.
И тут я увидел на песчаном берегу маленькое белое существо. При первом взгляде я решил, что это хатифнатт. Но когда оно, скользя, приблизилось немного, шерсть у меня на затылке встала дыбом. Существо было прозрачное. Я отчетливо различал камни сквозь него, оно насквозь просвечивало и не имело тени! Если добавить, что оно было закутано во что-то, похожее на тончайшую белую занавеску, каждому станет ясно, что это было привидение!
Я взволнованно поднялся. Заперта ли дверь внизу? Может быть, привидение может пройти сквозь нее… Куда мне деваться? Вот заскрипела наружная дверь. Холодный ветерок взметнулся вверх и подул мне в затылок.
Теперь, вспоминая об этом, я не уверен, что испугался тогда, просто, наверное, решил быть как можно осторожнее. Поэтому я заполз под кровать и стал ждать. Чуть погодя лестница заскрипела. Один раз скрипнула, второй… Я знал, что у лестницы девять ступенек (эту лестницу было ужасно тяжело делать, она была винтовая). Итак, я сосчитал до девяти, потом стало совсем тихо, и я подумал: «Теперь оно стоит за дверью…»
На этом Муми-папа закончил чтение и сделал эффектную паузу.
– Снифф, – сказал он, – подкрути вверх фитиль керосиновой лампы. Подумать только, когда я читаю про эту ночь с привидениями, лапы у меня становятся совершенно мокрые!
– Кто-то что-то сказал? – пробормотал Снифф, проснувшись.
Папа Муми-тролля взглянул на Сниффа и сказал:
– Да нет, ничего. Просто я читал свои мемуары.
– Про привидение – это хорошо, – сказал Муми-тролль, который лежал, укрывшись одеялом до ушей. – Пусть оно будет. Но про печальное настроение, по-моему, лишнее. Получается слишком
– Длинно? – обиженно воскликнул папа. – Что ты называешь длинным? В мемуарах должно быть описание печальных чувств. Во
– Что пережил? – удивился Снифф.
– Мне было ужасно плохо, – сердито объяснил папа. – Я был так несчастлив, что даже не заметил, как построил двухэтажный дом!
– А на яблоне Юксаре были яблоки? – спросил Снусмумрик.
– Нет, – отрезал папа и, поднявшись, захлопнул тетрадь в клеенчатой обложке.
– Послушай, папа, – сказал Муми-тролль, – про это привидение ужасно интересно.
Но папа спустился в гостиную – бывшую навигационную каюту – и уставился на барометр-анероид, который по-прежнему висел над комодом. Что тогда сказал Фредриксон, увидев дом Муми-папы? «Надо же, что ты смастерил! Надежная защита». А другие вовсе не заметили, что дом стал выше. Может, ему надо было сократить эту главу о чувствах? Может, она кажется глупой и вовсе не занимательной? Может, и вся книга глупая?
– Никак ты сидишь здесь в темноте? – сказала Муми-мама, открывая кухонную дверь. Она была в кладовой и готовила бутерброды.
– Мне кажется, глава о переживаниях моей юности нелепая, – сказал папа.
– Ты говоришь про начало шестой главы? – спросила она.
Папа что-то пробормотал.
– Это одно из лучших мест во всей книге, – сказала Муми-мама. – У тебя получается гораздо правдивее, когда ты перестаешь хвастаться. Детишки слишком малы, чтобы понять это. Я принесла и для тебя бутерброд на ночь. Ну, пока.
Она пошла наверх по лестнице. Лестница проскрипела точно как тогда, девять раз. Но эта лестница была прочнее, чем старая…
Папа съел бутерброд в темноте. Потом он тоже поднялся наверх, чтобы читать дальше Муми-троллю, Снусмумрику и Сниффу.
Щель в дверях чуть-чуть расширилась, и маленький белый дымок влетел в комнату. Свернувшись клубком на коврике, он таращил два белых мигающих глаза – из своего укрытия под кроватью я это видел совершенно отчетливо.