Мемуары разведчика

В декабре 1944 г. меня вызвал начальник группы, чтобы сообщить, что мою просьбу об уходе из СС в вермахт он отклоняет. С учетом моей деятельности до настоящего момента, не могло быть и речи о моей службе в войсковых частях. Он с пониманием относится к моей просьбе об использовании меня в армии, но никого из своего персонала освободить сейчас от работы не может, поскольку и так существует и будет существовать нехватка профессиональных кадров. Он сделал мне компромиссное предложение. По линии его группы по Западной Европе есть работа в Нидерландах. Начальник дал мне прочитать телеграмму, из которой явствовало, что в Нидерландах имеется возможность забросить группу фламандских и голландских добровольцев в пределах роты через линию фронта в тыл противника с целью шпионажа и саботажа. Для этого необходим опытный в разведывательном отношении офицер. Правда, листок с телеграммой был изрядно потрепан, но главная суть ее казалась понятной. На вопрос, не хочу ли я взять на себя эту задачу, мог быть только один ответ — «да». Мне хотелось уйти из управления и выбраться из Берлина. Я не стал задавать вопросы о деталях и проблемах компетенции. Собственно, такая задача больше подходила для групп охотников Скорцени. Но, как я считал, прежде всего надо выбраться отсюда, а все остальное приложится. Я заказал в штаб-квартире подразделений охотников во Фридентале, около Берлина, необходимое снаряжение, которое мне потребуется в Нидерландах, то есть маскировочную одежду, английское оружие, в том числе автомат, боеприпасы, концентрированные продукты, — короче говоря, все, чего не имелось в войсках.

Итак, в 1944 г. на рождество я выехал в Нидерланды, чтобы разыскать добровольцев, которых мне следовало переправить через зону боев в Бисбош. На второй день праздников я доложил о своем прибытии шефу полиции и СД в оккупированных голландских областях бригаде-фюреру СС, генерал-майору полиции Шёнгарту. Раньше он был инспектором охранной полиции и СД в Дрездене, а в конце войны против Польши служил командующим охранной полицией в Кракове. На короткое время его разжаловали и направили солдатом в штрафную роту. Однако вскоре он получил обратно все чины, должности и титулы.

Теперь Шёнгарт стал моим шефом. Сидя в удобном кожаном кресле с наполовину пустой бутылкой коньяка перед собой, он со скукой смотрел на меня, пока я по всей форме рапортовал о своем прибытии. По-видимому, его это мало интересовало. Он заставил меня некоторое время постоять, а затем протянул мне бутылку: «Ну-ка, покажи, что ты за парень». Я сразу понял, какие «аргументы и рекомендации» от меня требуются в данный момент, и залпом выпил то, что оставалось в бутылке. Мои опасения относительно собственного дальнейшего состояния оказались, слава богу, необоснованными. Шёнгарт не спускал с меня глаз. После того как я поставил бутылку на стол, он встал и показал на кресло справа от себя: «С тобой все в порядке, можешь садиться».

Из последовавшего разговора выяснилось, что разорванный бланк телеграммы явился причиной недоразумения. В Берлин из Нидерландов хотели сообщить, что имеются возможности для переправки добровольцев. Однако нужно еще подобрать этих добровольцев и дать им руководителя. А в Берлине поняли, что все уже налажено и требуется только руководитель. Я позвонил в Берлин и на мой вопрос, что делать, получил указание оставаться на месте и совершенствовать свои знания местности и языка. Через три недели мне надлежало прибыть в Берлин для доклада. Однако и через три недели ничего не изменилось. Я опять получил указание оставаться на месте, оказывать помощь моему сослуживцу в развертывании радиосети на случай эвакуации и ждать дальнейших указаний.

Моим новым местом службы был VI отдел, то есть периферийная точка VI управления, во главе с гауптштурмфюрером СС[14]' Аренсом. Здесь я узнал об одном происшествии, которое характеризовало Шёнгарта и заинтересовало меня. Однажды ему доложили, что вблизи сбит английский самолет, а летчик выпрыгнул с парашютом. Когда летчика доставили к бригадефюреру, тот, недолго думая, велел его повесить. Это больше, чем любые слова, говорило о полном моральном падении этого генерала. 31 мая 1945 г. Шёнгарт был предан англичанами военному суду и расстрелян.

Жизненная позиция и поведение этого Шёнгарта, а также его быстрая смерть после пленения тогда очень занимали мои мысли. Что касалось обвинения, предъявленного Шёнгарту, то мне себя здесь упрекнуть было не в чем. Это признали и англичане и голландцы, многие из которых считали, что все мы являемся маленькими шёнгартами. Но об этом позднее. Сейчас мне было ясно одно: такие типы, как этот Шёнгарт, не должны получить ни малейшей власти. Я считал достойной целью бороться за это в будущем.

Вскоре после прибытия в Нидерланды я был потрясен событием, которое заставило меня продолжить обдумывание своей выработанной после 20 июля 1944 г. позиции. Это была ничем не оправданная варварская бомбардировка англо-американской авиацией моего родного города Дрездена 13–15 февраля 1945 г.