Мемуары везучего еврея. Итальянская история

С военным начальством особых проблем у меня не было. Некоторые из этого начальства прибыли в Иерусалим из Каира, когда немцы продвинулись в Западной пустыне. Энцо Серени, возглавлявший итальянский отдел в Египте, вступил в конфликт с британским командованием и ушел из департамента психологической войны. От первоначально сформированной им группы остался только один офицер Итальянского альпийского корпуса, захваченный в плен англичанами в Греции и перешедший на их сторону. Он называл себя де Робийан, много пил, делал вид, что болен туберкулезом, и мечтал стать писателем, что ему впоследствии удалось. Ни с ним, ни с другими итальянцами, евреями и неевреями, которые создали антифашистскую группу, связанную с движением «Справедливость и свобода», у меня не сложилось тесных отношений. Зато я подружился с директором итальянского отдела радиовещания Ренато Миели и его женой Изой, которая была секретаршей нашей редакции. Эта пара сильно отличалась от других беженцев от фашизма и от сионистских иммигрантов в Палестине. Среди стольких экстравагантных личностей Миели являлся воплощением здравого смысла, скромности и учтивости. Он говорил тихо, философски воспринимал чванливость военной администрации и получал удовольствие, подсмеиваясь над нашим британским инспектором так, что тот ничего не замечал. Этот инспектор был офицером авиации, который никогда в жизни не садился в кабину самолета и даже не приближался к линии фронта. Он принадлежал к венгерской семье, эмигрировавшей в Англию, и при всяком удобном случае подчеркивал аристократическую приставку перед своей фамилией. Он так же тщательно следил за тем, чтобы последней буквой его фамилии было «y» (мы иногда в нашей внутренней переписке заменяли ее на простое «i»), как подчеркивал фонетический водораздел между его центральноевропейским происхождением и новым статусом, приобретенным в Англии.

Ренато Миели каждый день писал политический комментарий, который передавался на Италию после сводки новостей. Он старался избегать пропагандистских лозунгов, которыми наш британский куратор жаждал уснащать передачи. Это было нелегко. «Мы — подпольное радио, — говорил Миели. — В теории мы якобы вещаем откуда-то с итальянского берега. Для того чтобы в это поверили, мы должны создать впечатление, будто находимся в постоянном контакте с местным населением. Мы должны отражать его менталитет, быть в курсе его проблем, мы должны заинтересовать итальянских слушателей, у которых есть терпение и смелость слушать нас. Поэтому мы должны снабжать их правдоподобными новостями и только время от времени вставлять в сводки непроверяемые пропагандистские фразы против деятелей фашистского режима. Клевета полезна лишь в меру, и тенденциозная интерпретация внушает доверие, только если она базируется на точных фактах. Бесполезно и даже вредно скрывать успехи Роммеля или умалять значение британских военных неудач, таких, как падение Тобрука [93]. Следует, наоборот, упоминать о них как можно чаще, чтобы объяснить последствия войны, в которой Италия, или разбитая союзниками, или ставшая сателлитом Германии, окажется в проигрыше». Миели искал всякую возможность рассказать хоть что-нибудь новое о сегодняшней жизни в Италии, он собирал новости, слушал и фашистское радио, и швейцарское, и радио Ватикана, а потом строил свой политический комментарий в первую очередь на этом материале, а не на анализе больших событий.

Хотя слушание радио не входило в круг моих обязанностей, я любил часами слушать передачи по-итальянски, откуда бы они ни шли. Голоса из Италии очаровывали меня, а еще больше очаровывали короткие энергичные выступления на итальянском языке знаменитого Полковника Стивена, которые транслировали по Би-би-си из Лондона. Он был английским дипломатом, много лет служившим в Италии, и прекрасно понимал итальянский менталитет. Теперь, по прошествии многих лет, я знаю, что, не получив настоящего школьного образования, ремесло журналиста я освоил, слушая его выступления и вообще благодаря своей работе в монастыре Святого Петра в Галликанте. А Фаусто Нитти, племянник бывшего премьер-министра Франческо Саверио Нитти, дал мне в руки мои первые серьезные книги — «Историю Европы» и «Эстетику» Бенедетто Кроче, которые оказали огромное влияние на мой образ мышления.