МемыАры

Когда мы с ним проезжали по ЗСД, в ответ на мой вопрос "как мы будем оплачивать платный проезд?", он ответил мне, что "не беспокойтесь, у меня есть трансгендер".

Имея ввиду транспондер, как вы догадались.

Но это тема уже для другого рассказа.

ЧЕРЕП

(Подражая любимому Довлатову)

Рядовой Володя Трофимчук нашел череп.

Вернее, откопал.

Копал траншею вместе с другими сослуживцами, и именно его боевое оружие, которым в строительных войсках является лопата, упёрлось во что-то, непохожее на камень.

Трофимчук был человек бывалый.

Постарше нас всех.

Сейчас мне кажется, что ему было лет сорок!

Хотя на самом деле 25 или 26.

Сидевший два раза — кража по малолетке и хулиганка по взрослому.

И в армию он каким-то образом попал, чтоб избежать третьего срока.

Что он ещё там натворил, он никому не рассказывал.

Поэтому Володя имел свой взгляд на жизнь в целом, и на службу в армии в частности.

Свои воинские обязанности Трофимчук выполнял исправно, но без фанатизма.

Не было всяких там "западло" или "не положено, начальник".

Утром, не спеша, одевался.

Делал он это ещё до общего подъёма.

Чтоб не за "45 секунд", как какой-нибудь салага.

Рядовым солдатам вставать раньше всех запрещалось командованием, это могли делать только сержанты. Но исключения бывают во всех правилах.

После пробуждения он тщательно брился, чистил зубы и возвращался к своей койке.

В это время обычно и звучала общая команда "подъём!".

Когда после утренней пробежки, завтрака и общего батальонного развода на плацу мы приезжали на грузовиках на объект, и я начинал раздавать задания на́ день, Володя смотрел на меня такими глазами, в которых читалось:

"Дай мне такую работу, чтоб было не особо тяжело, но чтоб при этом я не помер от скуки".

Нормальный такой компромисс.

С особым контингентом нужно общаться тоже по-особому.

Вот и в тот день, как я уже говорил, он вместе со всеми копал траншею.

Я, как сержант, выполнявший обязанности бригадира, примерно раз в час обходил всех своих подчинённых, которые работали на разных участках большого строительного объекта.

Чтоб не сачковали и выполняли свои обязанности.

За которые, кстати, нам платили деньги. Да, у нас у каждого был свой денежный счёт.

Но об этом как-нибудь потом.

Когда я подошёл к Владимиру, он стоял, упёршись крепким плечом в воткнутую в землю лопату.

В правой руке у него был человеческий череп.

Губы у него шевелились. У Володи, не у черепа. У черепов не бывает губ, как я тогда убедился.

Рядовой Трофимчук что-то тихонько говорил.

То ли сам с собой, то ли…

Как любой человек, который провел какое-то время в местах лишения свободы, он был очень начитанным человеком.

Часто любил цитировать любимых авторов и их героев.

И сейчас я был уверен, что он вспомнил Шекспира, его Гамлета и череп бедного Йорика.

Но в отличие от шекспировского героя, который лично знал хозяина черепа, Владимир был в недоумении.

— Дав, как думаешь, кто этот бедолага?

Я в первый раз в жизни видел такое, и мне тоже было интересно, кто это мог быть.

— Дай подержать, — говорю ему.

Он посмотрел на меня снизу вверх и протянул мне находку.

Жуткая картина, доложу я вам.

Огромные глазницы.

Дырки вместо носа.

Но зубы почти все были на месте.

— Молодой был, — сказал Трофимчук, как будто читая мои мысли.

— Или была? — отвечаю. — Может девушка?

— Может и девушка, согласился он.

— Сам знаешь, здесь же везде бои были.

Дело было в 1989 году, недалеко от города Минска.

Что здесь творилось 45 лет назад (на тот момент), мы все знаем.

Я зачем-то прыгнул к нему в траншею.

— Аккуратно! — крикнул Володя, боясь, что я могу повредить находку.

— Хорошо, хорошо, — отвечаю.

— Надо его похоронить.

— Да он вроде был уже похоронен, — отвечаю.

— Давай перезахороним, закопаем в лесу. Мы же скоро здесь будем трубы прокладывать. Ещё наступит на него кто-нибудь…

Потом ы вместе поднялись на поверхность и пошли в сторону лесочка рядом.

Два солдата родом из Средней Азии всё это время молча наблюдали за всей этой картиной.

— Чё встали, басмачи, копайте! — крикнул им Владимир.

Они тут же стали усердно ковырять лопатами мягкую летнюю землю.

Мы прошли метров сто и дошли до небольшой берёзовой рощи.

— Давай здесь, — раскомандовался он, показывая на место рядом с красивой берёзкой.

Я не возражал. Не до этого было.

Надо было просто завершить начатое.

Он отдал мне череп и стал быстро копать.

Когда яма стала примерно полметра глубиной, он остановился, вытер лоб носовым платком и достал пачку сигарет.

— Закурим?

— Давай.

Я взял предложенную мне сигарету, прикурил.

Мы курили и смотрели на него. Или на неё.

Кто каким-то неожиданным образом оказался на нашем пути.

А сейчас лежит на травке рядом со свежевыкопанной ямой и тоже смотрит на нас.

Кто скорей всего стал жертвой страшной войны.

И нам в тот момент было уже не важно, с какой стороны он воевал.

Или не воевал. А жил мирной жизнью и не по своей воле погиб от пули, голода или холода.

Да мало ли что могло произойти…

Мы же не эксперты какие-то.

А обычные военнослужащие, которые были призваны в Советскую армию, отслужили по полтора года и находились за несколько тысяч километров от своих родных городов.