Men na guil edwen (СИ)

— Леголас? — тихим слабым голосом отозвалась она, хотя сидела спиной к нему.

— Да? — Леголас обрадовался, потому что она впервые назвала его по имени.

Анариэль обернулась и сделала шаг навстречу сыну. Леголас подошел к ней, его душа затрепетала в ожидании и надежде на то, что мама наконец возвращается. Та смотрела на него, в его синие глаза. На его светлые волосы. Точно такие же, как у эльфенка из ее грез. Она так сильно любила его. Когда-то. Но тьма все еще была сильнее. Глаза королевы снова почернели.

— Пойди прочь, — произнесла она. — Оставь меня одну! — она вцепилась руками в волосы и в изнеможении повалилась на кровать. Добро и зло боролись в ней, и силы покидали ее из-за этой отчаянной борьбы.

Леголас нахмурился и вышел, расстроенный и преисполненный печалью.

Прошел еще месяц, Анариэль, ведомая силой, которая была ей не понятна, подошла к люльке и провела по ней рукой. Вот уже несколько дней в ее грезах был не только светловолосый мальчик, но и маленькая рыжеволосая девочка, с глазами, которые Анариэль помнила у своей матери. Ярко зеленые, с желтоватым отливом. Она качала ее в люльке. Водила гулять. Иногда мальчик и девочка появлялись вместе. Они плакали и отчаянно звали маму. Тогда Анариэль просыпалась вся в слезах, рвалась куда-то на этот детский плач, и с каждым днем ей требовалось все больше и больше времени, чтобы осознать где она и принять горькую истину. План короля действовал — против своей воли она начинала ощущать все те чувства, от которых отказалась давным-давно.

В первый день лета, когда солнце высоко висело в небе и согревало лучами зеленую листву многовекового леса, Тауриэль решила навестить мать. Она не стала открывать дверь, а присела, облокотившись на нее спиной. Эльфийка уже несколько раз так делала. Толку заходить не было. Она рассказывала как проходят ее дни, что она делает. И ей верилось, что мама слышит ее. Но в этот яркий день со дня расставания с Кили прошло уже три месяца, и Тауриэль пришла к маме, чтобы рассказать ей о том, какие бывают гномы. Что не все они жадные, упрямые и вонючие. До своего исчезновения, Анариэль не была столь категорична к народу рода Дурина. Вот и сейчас Тауриэль рассказывала ей о той ночи, когда Кили, сидя за решеткой, в этом самом королевстве, рассказывал о своих приключениях.

— Мам, а он видел огненную луну, представляешь? Я бы тоже хотела ее увидеть. Он сказал, что она невероятно огромная и очень красивая, — говорила и говорила она. — Мам, я по нему очень скучаю. Папа никогда бы не одобрил наш союз, но я хотела, чтобы ты познакомилась с Кили, и тогда ты бы смогла меня понять! Могла бы уговорить папу… И мы бы жили в его вновь обретенном доме. И были бы счастливы. Но Кили не приходит, и отец никогда не разрешит мне уйти. Кто же покажет мне теперь огненную луну? — по щеке Тауриэль скатилась слеза. — Я знаю, ты сейчас не помнишь, что такое любовь. Но когда-то ты ее тоже испытывала. Мам, я правда полюбила его всем сердцем. И теперь я знаю, что любовь это боль. И знаешь, я немножко понимаю, почему ты не хочешь возвращаться. Потому что если ты вернешься, а потом кого-то из нас потеряешь, то тебе будет очень-очень больно. Как мне, — Тауриэль заплакала, спрятав лицо в ладонях.

Анариэль слышала ее. Вот уже несколько дней, она слушала и слышала ее. Сидя за стеной, прислонившись спиной к двери, она шептала:

— Не надо, бельчонок. Не плачь.

Дверь тихо отворилась. Неуверенно и осторожно ступая босыми ногами по полу, из королевских покоев вышла Анариэль. Тауриэль отняла руки от лица и вскочила.

— Как ты вышла?! — воскликнула она.

— Я…Я не знаю, — тихо ответила Анариэль. — Просто вышла.

Она глянула на Тауриэль. Две пары светлых глаз встретились. Анариэль почувствовала волну тепла, разливавшуюся по ее душе. И ей было так хорошо от этого тепла. Тауриэль смотрела на мать и не верила своим глазам. Очи ее не чернели, взгляд был нежным и милым. Таким любимым и родным.

— Мама? — прошептала Тауриэль.

— Родная, — ласково улыбнулась Анариэль.

Они кинулись друг к другу в объятия. Роняя слезы от счастья, они обнимались. Анариэль нежно взяла лицо дочери в ладони.

— Какая ты стала взрослая, какая красивая, — произнесла она.

Тауриэль всхлипнула, счастливо улыбаясь. Тем временем Леголас, бродивший по королевству в поисках Тауриэль, завернул за угол и увидел двух своих родных эльфийских дев. Он оказался рядом в мгновение ока. Все поняв без слов, он крепко обнял мать.

— Я так рад, что ты вернулась, — произнес он, уткнувшись матери в плечо, как он делал это в детстве. — Как тебе удалось?

— Благодаря вам, — выдохнула Анариэль, прикоснувшись к светлым волосам сына. — Воспоминания о вас, о том как сильно я вас люблю вернули меня к свету. Ваш отец знал, что делает, когда велел принести детские вещи в покои.

Тауриэль улыбалась и не сводила глаз с Анариэль. Она была еще совсем юной в день той битвы у ворот Гундабада и плохо помнила мать.

— Где ваш отец? — спросила Анариэль.

— Он внизу, в чертогах у озера, — ответил Леголас. На его лице сияла счастливая улыбка.