— Однажды я недооценил, — Трандуил легко поднял девушку на ноги за локти. — И потерял любовь всей своей жизни. Больше я такого не допущу.
Его лицо было всего в паре сантиметров от ее. Анариэль тяжело дышала от пережитого побега, выпуская из приоткрытых губ рваные облачка пара. Его же губы были плотно сжаты, зубы эльф стиснул до боли, под скулами подрагивали желваки. Трандуил никак не мог заставить себя отвести взгляд от ее, как он помнил, таких сладких губ. Ему до безумия хотелось сократить это ничтожное расстояние между ними и забыться в поцелуе, о котором он мечтал столько долгих лет.
— А… — медленно протянула темная эльфийка, и ее губы сложились с самую язвительную улыбку, которую он когда-либо видел на ее губах. — Ты полагаешь, что избавишь меня от тьмы, как избавил от сил, подаренных мне моим повелителем. И тогда с тобой рядом снова будет твоя дорогая жена, но ты кое о чем забыл. Я никогда не прощу тебя, что ты бросил меня на том поле битвы! Никогда не смогу забыть, что ты просто поставил на мне крест, и именно поэтому мне пришлось перенести всю ту боль!
Трандуил отшатнулся от нее, словно она ударила его по лицу, что есть силы. Сердце сжалось от невыносимой боли. С тех самых пор, как он увидел ее, живую, не было ни мгновения, чтобы он не корил себя за тот день. Король ненавидел себя за то, что сдался, гораздо больше чем всех тех, кто сотворил такое с его любимой женщиной. Ведь он мог перевернуть все Средиземье с ног до головы, и может тогда ему бы повезло. И сейчас они не стояли бы в темном лесу, она не сотрясалась бы от холода и кровавого кашля. Он горячо целовал бы ее полноватые губы, чувствуя, как она прижимается к нему всем телом, как всегда отзываясь на ласки его умелых рук.
— Но теперь, я благодарна тебе, — продолжала Анариэль, зашатавшись без его поддержки. — Я наконец смогла увидеть истину! И свое предназначение в поклонении и службе Темного Властелину.
— Достаточно, — прервал эльфийку Трандуил, подхватывая ее под локоть. — Мы возвращаемся во дворец. Тебя ждут прекрасные покои.
***
— Ферен, вели принести в покои королевы детские вещи Леголаса, — приказал Трандуил советнику.
Эльф был весьма удивлен и не скрывал этого, но повиновался.
Анариэль стояла у окна, когда детскую люльку, наполненную игрушками, маленький лук с колчаном и качалку в виде оленя принесли в покои и поставили у стены. Она хмуро смотрела на вещи и, наконец, спросила у Трандуила, стоявшего у двери:
— Зачем ты притащил весь этот хлам?
— Освобождаю подвал для еще одного винопогреба, — спокойно ответил Трандуил. — Пусть этот хлам пока полежит тут, ты не против?
Анариэль хмыкнула и отвернулась. Стены этих покоев давили на нее. Эльфийку угнетала обстановка. Лишившись магии, она не могла сделать ровным счетом ничего. Ярость постоянно жгла ее изнутри. Ей хотелось кричать, она била руками завесу, в попытках сорвать ее и убежать. Ничего не получалось. Чертова магия эльфов, ей не уйти, пока сам король не пожелает этого. Ничего, он пожелает. В итоге он сдастся. Анариэль кричала по ночам, длинными когтями она пыталась рвать завесу. Она знала, что король слышит. Что он не спит. И что он мучается. Она желала довести его. Чтобы он не выдержал и сорвался. Тьма так сильно звала ее на восток.
Зачем он притащил эти вещи? Анариэль глянула на люльку. Какое-то убожество. Дева села в темный угол, в котором считала себя неуязвимой для добра. И не вставала до следующего утра, покуда не принесли пищу. Она знала, что ей нужно питаться. Иначе силы оставят ее.
Девушка поставила пустую чашу из-под еды на стол. Любопытство, великий порок, разожгло в ней желание подойти к вещам, оставленным королем. Она присела рядом с качалкой. Снова олень, опять рогатое животное, как предсказуем Трандуил. Она дотронулась до носа оленя и качнула качалку.
Маленький светловолосый остроухий мальчик сидит на качалке в виде оленя, его звонкий смех раздается повсюду, давит на уши, заставляет душу трепетать от радости и счастья.
— Нееееет! — Анариэль с ужасом отстранилась от качалки.
— В чем дело, мам? — раздался голос Тауриэль, заглянувшей в покои королевы.
— Убери это! Забери все это уродство с собой и исчезни с моих глаз! — закричала Анариэль и пнула ногой качалку.
С тяжелым вздохом Тауриэль тихонечко закрыла дверь и ушла прочь.
Неделю Анариэль не подходила к детским вещам. Когда она забывалась в грезах, к ней приходили видения, от которых душу разрывало той самой ненавистной ей радостью. Она видела того же мальчика, то сидящего в этой самой комнате в окружении игрушек, то летящего к ней на всех парах, сжимая в руке маленький лук. Он смеялся в ее видениях и смотрел на нее синими глазами, блестящими в звездном свете. Смотрел с такой любовью, какую могут дарить только дети, и от этого сердце королевы трепетало от переполняющих ее чувств. Тех самых, от которых она отгораживалась всеми возможными способами.
На утро двадцатого дня, после того как Трандуил принес в ее покои вещи, к ней заглянул Леголас.
— Мама, я принес еду, — произнес он.