Менахем-Мендл. Новые письма

Затем, дорогая моя супруга, да будет тебе известно, что я все еще здесь, в Вене то есть. Все делегаты вместе со всеми гостями разъехались сразу же после завершения конгресса, но многие корреспонденты и писатели, и я в том числе, остались тут еще на пару дней, но не для того, можешь быть уверена, чтобы просто так погулять, а ради очень полезного дела, весьма серьезной затеи. А именно мы рассудили так: на конгрессе все, слава Богу, решено, комитет избрали, благодарение Господу, прекрасный, президентов у нас теперь двое — профессор Варбург и доктор Членов[501], банк у нас свой, университет тоже есть, на святом языке говорим — всех то есть обеспечили, так почему бы нам не позаботиться и о своей собственной пользе? Почему бы нам, писателям то есть, не подумать и о самих себе? Почему бы не обзавестись фондом, своим собственным фондом? У всех писателей на всем белом свете принято иметь фонд[502], и только у нас, еврейских писателей, нету, так сказать, ни малейших признаков фонда! Чем мы хуже ремесленников? Даже ремесленники — портные, сапожники, скорняки — могут иметь свои фонды, а мы нет? Ты ведь, вероятно, спросишь, что это за штука такая — «фонд» и зачем она нужна? Следует тебе разъяснить, чтобы ты знала, с чем это едят, и, между прочим, поведать, как мы к этой мысли пришли, как стали думать о фонде. Дело было так.

Есть такой знаменитый писатель по имени Мордехай бен Гилель га-Коген[503] — Мордехай то есть, сын Гилеля, да к тому же еще и коэн. Живет этот самый коэн в Земле Израиля, и живет, говорят, припеваючи, но тем не менее он и о нас думает, беспокоится обо всех своих собратьях-писателях, рассеянных по белу свету, а потому поразмыслил он, да и прислал на конгресс свой проект — как всех нашенских, писателей то есть, обеспечить в старости, а также на тот случай, если какой-нибудь еврейский писатель заболеет, а то и, избави Бог, умрет, чтобы был фонд, который мог бы позаботиться — позаботиться то есть о нем, о его жене и детях. Ты, верно, спросишь: где же на это денег взять? Денег будет достаточно, даже с избытком, об этом не беспокойся. Во-первых, отчасти писатели сами внесут, это называется «членские взносы», — есть у него в проекте такой пункт, что каждый писатель должен быть членом, а кто не член, тот и не писатель, то есть писатель-то он писатель, но не член. Во-вторых, поступят деньги от выступлений и концертов, которые будут проходить во всех городах и местечках, в которых есть еврейские общины. Это тысячи принесет! А пожертвования? Дары? Завещания? Разве не найдется у нас в городе такой богач, который, оставляя перед смертью деньги на благотворительность, не вспомнит и о фонде для еврейских писателей? А подносы для пожертвований, я имею в виду тарелки, которые в канун Йом-Кипура ставят в синагогах и бесмедрешах, — мало, думаешь, принесут? Это уже моя собственная комбинация, которую я сам придумал. Так много тарелок ставят перед Йом-Кипуром в синагогах, что можно и еще одну подсунуть — не беда, от этого евреи не обеднеют! А как насчет свадеб? Обрезаний? Выкупа первенцев? Или, например, проходят приличные похороны — самое подходящее время для сбора денег[504]. Как напомнишь еврею об Ангеле Смерти, он сразу тянется к карману и дает! Не много, самую мелкую монету выцарапывает, но дает! Короче, все продумано заранее, разработано с умом и расчетом, так что о деньгах можешь не волноваться. Главное — это единство, то есть мы сами должны посвятить себя этому делу с преданностью и любовью, а поскольку это в наших собственных интересах — иначе и быть не может. В особенности мы, писатели то есть, — мы же не портные и не сапожники! Если уж у нас, которые все время твердят о единстве и мире, и стыдят публику, и читают ей мораль, если уж у нас не будет единства, единомыслия, единодушия, тогда просто конец света!..

И вот, как в таких случаях говорится, в тот самый час, когда закрылся конгресс, пригласили всех писателей, и меня в том числе, пожаловать на сход, заслушать, так сказать, проект того писателя, который из Земли Израиля, по поводу фонда и выработать, так сказать, устав со всеми параграфами — на манер Хаскла Котика (жаль, что Хаскла Котика при этом не было, — уж он бы получил удовольствие!). А созвали нас на этот сход честь по чести, с помощью писем, в которых со всей определенностью было написано, что приглашают всех, кто пишет справа налево. Без разницы, следовательно, пишешь ты на святом языке или на жаргоне, лишь бы еврейскими буквами! И подписал эти письма не абы кто, а сам Х.-Н. Бялик![505] Не тот Бялик из Егупца[506], который торгует лесом, а знаменитый, великий Бялик, который пишет стихи и читает лекции на святом языке, который печатает книжки, чье имя гремит на весь свет!