Менахем-Мендл. Новые письма

от меня, твоего супруга

Менахем-Мендла

Главное забыл. Я продержал это письмо весь день в кармане — все рассчитывал, что вот-вот подойдет моя очередь и я зачитаю свой проект, а тогда уж смогу тебе заодно и об этом написать. Но под конец оказалось, что уж поздно — конгресс-то завершился, а мой проект все еще при мне! Я его держал до последнего часа. На что я рассчитывал? Рассчитывал, что, когда дело подойдет к концу, при закрытии конгресса то есть, я, не дожидаясь никакой очереди, возьму и взойду на трибуну, стукну кулаком по столу и скажу: «Послушайте, господа, дело такое. Вы продержали столько народа, не сглазить бы, восемь дней и восемь ночей, вы совершили, слава Богу, столько всего великого, но об одном, господа, вы забыли — о Земле Израиля! То есть о том, как мы добьемся Земли Израиля. Поэтому есть у меня для вас план, так, мол, и так…» И я достану свою пачку рукописей и зачитаю весь свой проект от первой страницы до последней. Так я себе это представлял. Однако человек предполагает, а Бог располагает. В ту самую минуту, когда я поднялся и начал пробираться к эскадре, встает президент, Довид Вольфсон то есть, и как стукнет молотком по столу: «Майне дамен унд геррен! Сообщаю вам, значит, что конгресс закрыт, в будущем году, значит, в Иерусалиме!..» И принимаются все хлопать, и все как один подхватывают: «Од ло авда тикватейну»[499]. Все поют, и я в том числе. Ну что тебе сказать, дорогая моя супруга? Кто этого пения не слыхал, тот вообще ничего хорошего в своей жизни не слыхал! А кто не видал, как после этого прощались, как целовались, тот вообще ничего хорошего в своей жизни не видал! Все прощались, все целовались, и я в том числе. Теперь пришло время подумать о том, где взять средства на обратную дорогу. Немцы нас вытрясли до последнего геллера. Ладно, я уж как-нибудь найду выход — редакция, вероятно, не даст пропасть. А что другим делать? Например, между нами, моему новому доброму другу из Егупца? Сам-то он ничего не говорит, но я чувствую, что в кармане у него пустовато и до Егупца не хватает… Он, правда, хвалится, что может и пешком… «На конгресс, — говорит он, — можно и ножками!» И смеется при этом. Чудак человек! Он смеется, а я возмущаюсь. Столько, не сглазить бы, на конгрессе богачей, толстосумов, людей сытых, пузатых, могли бы, например, и подумать о других, которым не хватает. Может, они, бедолаги, в нужде?.. Фу, скверный мир, вот что я тебе скажу! Паскудный мир!.. А возьми, например, меня самого с моими проектами. Все, кажется, прекрасно знали, что я сюда приехал не с пустыми руками, — и хоть бы кому-нибудь пришла в голову мысль подойти да сказать: «Реб Менахем-Мендл, а ну покажите-ка, что там у вас?» Нет, каждый только о себе думает. Каждый приехал со своим и каждый любит, когда ему внимают!.. Но раз не хотят слушать, так, может, и не надо? Я ведь все равно разъезжаю по свету, так буду этот свой проект вместе со всеми своими прочими проектами зачитывать во время выступлений перед публикой — там у меня время будет. Не нужно будет спешить, не нужно будет выступать с заявлениями, не нужно будет бояться доктора Пасманика. Знаю, что у публики, с Божьей помощью, я буду иметь успех. А в особенности когда выступлю со своим новым проектом, который сейчас у меня в голове проклевывается, новым планом, новенькой, с иголочки, комбинацией, специально для России, такая комбинация — скажу тебе — это что-то! А раз так, значит, можно сказать: «И это к лучшему»![500]

Вышеподписавшийся

(№ 208, 19.09.1913)

41. Менахем-Мендл из Вены — своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку. Письмо двадцать шестое Пер. А. Френкель

Моей дорогой супруге, разумной и благочестивой госпоже Шейне-Шейндл, да пребудет она во здравии!

Прежде всего, уведомляю тебя, что я, слава Тебе, Господи, нахожусь в добром здоровье, благополучии и мире. Господь, благословен Он, да поможет и впредь получать нам друг о друге только добрые и утешительные вести, как и обо всем Израиле, — аминь!