Предлагаю опять вернуться к судам, действующим по нормам статутного и общего права, в которых доказательство также является одним из средств предупреждения предвзятости. Разбирая иск уволенного работника, суд заявляет работодателю: «Пожалуйста, только не надо говорить, что этот человек был некомпетентным критиканом, который постоянно мешал работать всем остальным сотрудникам. Нам не нужно ваше мнение, нам нужны только факты и цифры. Докажите. Сколько было прогулов? Откуда вы знаете, что этот работник не был болен? А может, он заболел из-за недостаточно яркого освещения на его рабочем месте? Он оскорблял клиентов? Вообще-то, клиенты тоже бывают критиканами и скандалистами. Докажите, что в вашем случае было не так». Ясно, что большинство работодателей предпочтет не увольнять плохого работника, чем проходить через все это. (И не забывайте, что организации могут позволить себе оставить такого сотрудника.) Получается, что, стремясь защитить индивида от неправомерного (основанного на предвзятом отношении) увольнения – что, несомненно, похвально, – мы строим бюрократические системы, абсолютно лишающие возможности высказывать личное мнение и суждение, что ставит остальных людей в чрезвычайно трудное положение[234]
. Очевидно, что мы сегодня стоим перед необходимостью решить важную дилемму: как уравновесить наше вполне правомерное стремление использовать личное суждение и наше желание избегать при этом предвзятости. Вот что пишет по этому поводу А. Солженицын:Я всю свою жизнь прожил при коммунистическом режиме, и могу сказать, что общество, лишенное объективной правовой шкалы, поистине ужасно. Но общество, в котором существует только одна шкала, правовая, тоже не слишком подходит для жизни. Общество, основанное исключительно на букве закона и никогда не поднимающееся выше правовых норм, вряд ли сможет воспользоваться преимуществами человеческих способностей более высокого уровня. Буква закона слишком холодна и формальна, чтобы оказывать благотворное влияние на общество. Если правовые взаимоотношения тесно вплетены в ткань жизни, создается атмосфера моральной посредственности, парализующая самые благородные человеческие порывы[235]
.Таким образом, кто бы ни выходил победителем, суды опротестовывают личное суждение, государственные процедуры препятствуют искренним чувствам, а корпоративные системы уничтожают интуицию. Суждения, искренность и интуицию невозможно подтвердить доказательствами, во всяком случае если речь идет о «рациональных» аргументах. Но в каком бы месте бюрократического общества вы ни функционировали, вы обязаны доказать свою точку зрения, даже если у вас не было карты и компаса и даже если вы находились там, где не действуют магнитные поля. А если вы должны доказать свою точку зрения, о чувствах не может быть и речи. И вы просто забываете, как пользоваться интуицией. Поэтому когда механизмы и машины ломаются, вы оказываетесь в чрезвычайно трудном положении.
Пятая моя идея
такова: появление общества крупных «рациональных» механистических бюрократических организаций привело к началу века МЕНЕДЖМЕНТА – менеджмента прописными буквами, так называемого профессионального менеджмента, который зачастую характеризуется ограниченностью, поверхностностью, а иногда и безнравственностью. Отличительной характеристикой доминирующей в нашем обществе конфигурации – механистической бюрократии – является власть администраторов. Правила, стандарты, данные, логические обоснования решений и действий – все это исходит от администраторов, как линейных менеджеров, так и штабных аналитиков, плановиков, бухгалтеров, специалистов по обслуживанию систем и прочих многочисленных представителей техноструктуры. Когда Роберт Микельс в начале этого века формулировал свой «железный закон олигархии» («кто говорит «организация», тот говорит "олигархия"»), он имел в виду именно неизбежность огромной власти администраторов в механистической бюрократии[236].