Менестрели в пальто макси (ЛП)

Что я мог теперь сказать тебе? А то, что не упади ты, мы бы с тобой потерялись бы совсем. Ты россомахой мызгнула бы вон из моей смрадной дыры, как в свое время разумно сделали Заира Гимбицка, Терезия Каунасская, кореянка Лю Ван Хо, Миля и Довиля. Yes, darling! А ведь не лыком шиты, живали в лагерях беженцев, шанхайчиках, блокгаузах и фортах. Но ты сломалась, и это наше счастье. Двенадцать часов пролежала, как полено, ничто не действовало. В стенку постучал оппортунист Чешуякис. Полпятого, сообразил я, поскольку в это время всегда подвозили свежее пиво. Я вернулся спустя добрый час с полным ведром этого благородного золотистого нектара. Попивая безостановочно, с жалостью поглядывал на тебя - где раздобыть стекло? Я вознамерился схоронить тебя в стеклянном гробу. Смастерил пивной компресс, положил тебе на лобик. Щеки начали понемногу розоветь, на губах выступила здоровая пена. Старая Корова высунула морду и бросилась к пиву, но я топнул ногой, и она мгновенно слиняла. Ты выговорила: Венеция, Венеция... - опасность миновала. Мирски выступила с воробьиной гузкой и рюмкой чесночной настойки, но была изгнана. Та же участь постигла и Клейн-Комар, даром что хозяйка квартиры. Я уже говорил, она не любит, чтобы ею помыкали. Комар дважды спасала мне жизнь - палила из двустволки и оба раза мимо. Все они сейчас вились, суетились, предлагали разнообразную помощь, запугивали сбоями менструального цикла, твердили заклинания и изрыгали ругательства — ёксель-моксель, холера ясна, так твою растак. Я не выдержал, достал последнюю сотню, огромную, как мужской носовой платок, с Александром III. Послал Мирски к оппортунисту, чтобы разменяла; она вернулась с десятью розовыми бумажками - на них был Ильич в кепке. Я отобрал три красненьких и вручил Мирски - на всей Мавританской улице она владела самыми внушительными запасами водки. Через одиннадцать минут она доставила полный бидон свеженькой водочки, зачерпнула полную эмалированную кружку и подала мне. Я отпил, а ты все еще лежала бездыханная. Лишь когда я раскрыл тебе рот, когда плеснул мавританского эликсира, ты вскочила как ошпаренная и, ко всеобщему ликованию, залпом осушила кружку. Так ты вернулась к жизни, неужели и впрямь вернулась? Ведь с того самого раза ты не обходишься без пяти-шести кружек на дню. Так вот и живем.

И чего тебе не хватает? Старую Корову упрятали в венлечебницу, Мирски вчера повесилась у себя на балконе. Матильда? Чем нам мешает Матильда? Ага-а-а-а. Ну, ладно, ладно, все в порядке, кончено, больше не полезет. Смеешься? Кудряшками вверх-вниз. Спит она, Матильда, вернулась из тюряги, со свидания. Миллеру еще трояк мотать. Она себе спит да спит, видел я: приволокла откуда-то мешок таблеток - и есть не надобно. Ну, правда! Мирски тогда еще предлагала дать тебе крови бешеной собаки, так сказать, клин клином, бешенство бешенством. Бешеной не нашлось. Мирски своими руками удавила своего Фобоса и нацедила крови. Ты выпила и глазом не моргнула. Назавтра старуха приготовила свою собачку по-корейски - утушила с рисом и черносливом. Уписывали все за обе щеки. А вчера вот Мирски повесилась - затосковала по песику... Понимаешь, какие тут люди - от умиления дыхание перехватывает. Сначала собаку принесла в жертву, потом и себя. Ты уже настолько поправилась, что приняла участие в похоронах. Мы зарыли нашу Мирски недалеко от барбакана⁵, на пустыре, придавили камнями и залили асфальтом, чтобы бродячие кошки не растаскали бедняжкины косточки. Ты и слезу смахнула, а я бросил на могилку пучок сухих былинок. Не помнишь? Ясное дело - едва держалась на ноженьках. А все же тот пучок и венки из вялых лопухов напоминают, что тут покоится старушенция Мирски, добрейшая душа. А ты-то вполне оправилась! Тащила меня к нам на Дно, требовала водки, махорки, луковки... Сырая Фобосова печень, натертая чесноком и подвешенная на клоке вонючей ваты, вернула тебя к жизни. Поставила не на ноги, а сразу на руки. Так ты и обошла всю комнату - на руках. Потом метким попаданием плюнула в остолбеневшую от изумления крысу и послала меня в Четвертое управление. Я преподнес начальнику удилище тюремной выработки (Миллер потрудился), шариковую ручку, и он прописал тебя на Мавританской. Теперь ты полноправная жилица Дна, никто тебя не обидит и не тронет - свято! Правда, начальника еще придется угощать, а он тебе не все подряд пьет. Отнесу ему трехлитровку валерьянки, будет орать, как мартовский кот. Эге, скажи, пожалуйста, зачем ты бегаешь на улицу Бокшто к Старой Корове, зачем таскаешь ей чеснок? Сверточки с подтухшей треской и кучи свежих «бычков»? Кончай, не то схлопочешь по физиономии, я такой.